Северная звезда
Шрифт:
В очередной раз возвращаясь домой с почты, она увидела новую, незнакомую вывеску на доме, в котором раньше была лавка поношенной одежды. Вывеска была красочная, вся в изящных завитушках, и явно принадлежала кисти профессионального художника: «Салон “Лондонский свет”. Прически для дам». Мария остановилась.
Пока она рассматривала вывеску, из дверей салона вышли две модно одетые женщины, за ними шлейфом тянулся сильный аромат духов.
– Что-то не пойму насчет хозяйки этого салона. Говорят, англичанка, а выговор прямо миссурийский!
Та, что
– Так она ж и не англичанка… Какая-то ирландка… Брайтберри – ирландская фамилия.
– Вы сказали – Брайтберри? – остановила женщин Мария. – Не Китти, случайно?
– Угу, Китти… Ну точно! А вы, мисс, её знаете?
Так, значит, Гирсон не ошибся, Китти в Доусоне!
– Так вы что, знаете ее? – между тем переспросила женщина.
– Да, знала… – рассеянно кивнула Маша.
– У нее скверный характер. Одной пытавшейся браниться клиентке дала по физиономии. Но с волосами она умеет обращаться.
Мария была поражена. Она пробормотала что-то бессвязное и направилась к дверям салона. Салон помещался в небольшой комнате с железной печкой, кроватью и длинным столом со стульями. На столе были аккуратно разложены расчески, щетки, флакончики, щипцы для завивки волос, бусы, ожерелья из черного янтаря, стразовые гребни и заколки.
В комнате находилась еще одна женщина, чья стройная фигура была затянута в разноцветную парчу, а каштановые волосы уложены в пышную прическу с множеством кудряшек и накладным шиньоном, в который были воткнуты розы из китайского шелка.
– Нет, я не хочу, чтобы было так уложено, – сварливо бормотала она. – Я хочу, чтобы было много кудряшек и все торчало вверх, как бизе на торте. Ты понимаешь? Я хочу шикарно выглядеть, черт побери! Я хочу быть похожей на Кейт Митчелл! Ты же сделала ее красивой, я тоже хочу! Я возьму вот этот черный янтарь и гребень с блестками. Сколько это стоит? А впрочем, не важно, я все равно куплю. У меня хватает золотого песка.
– Хорошо. Гребень и ожерелье стоят по десять долларов.
– Десять баков! Поработала бы ты за них, как я!
Воронова не поняла этого возмущенного возгласа, она подошла ближе и почти прошептала:
– Китти! Неужели это ты?
Девушка обернулась и от неожиданности выронила расческу. Мария увидела знакомое смуглое лицо, открытый от изумления рот, блестящие изумрудные глаза, в глубине которых залегла тоска.
– Мэри! Черт меня возьми, если это не лучшая в мире русская девчонка Мэри Воронофф! – возопила она.
Очи Китти мгновенно увлажнились. Скандальная особа уставилась на русскую и закричала:
– Что здесь происходит? Я пришла первая! Придется тебе, милочка, подождать своей очереди!
Мария не обратила на нее внимания.
– Китти, ты ведь должна была вернуться в Штаты!
– Как видишь, я этого не сделала.
Тут в их разговор снова вмешался визгливый голос клиентки:
– Послушай, Китти, или как тебя там! Не знаю, может, в своем Лондоне ты и была мастерица, но ты должна сначала обслужить меня, а потом ее, иначе я не заплачу тебе ни цента. Слышишь ты, английская потаскуха? У меня нет времени сидеть здесь и ждать, пока вы будете чесать языками. Я работала всю ночь и хочу спать.
Китти умоляюще посмотрела на Машу. Та кивнула, поворачиваясь.
– Хорошо, хорошо, мисс. Выбирайте ожерелье.
– Я возьму это. Нет, лучше вот это…
Воронова плотнее запахнулась в шерстяную шаль и пошла к выходу. Через мгновение она оказалась одна в толчее прохожих, разносчиков и торговок.
Вскоре из дверей салона вышла недавняя клиентка Китти в широкополой шляпе, водруженной на пышную, усыпанную фальшивыми драгоценностями прическу. Она гордо проплыла мимо Маши, распространяя запах дешевого одеколона. Мария толкнула дверь и снова вошла внутрь.
– Вот удивительно! Ты еще и парикмахер? – осведомилась Мария после обмена приветствиями и поцелуев.
– Как тебе сказать, Мэри… У нас в Рей-Сити у своего двоюродного брата одно время жил спившийся театральный парикмахер из Нью-Йорка. Он и взялся меня учить со скуки. Я даже думала заняться этим, да только вот он умер рано, толком не научилась ничему. Но братьев и сестер, да и отца с матерью стригла. Да, – махнула она рукой, – тут все равно настоящего дамского мастера нет. Твой Дмитрий скоро приедет? – грубовато справилась вдруг.
Купеческая дочь хотела сказать, что он уже наверняка получил её письмо, но задерживается, потому что у него много работы на приисках, но вместо этого вдруг попросила:
– Китти, вот твоя матушка цыганка. Я хочу, чтобы ты погадала мне. По руке или на картах.
Ирландка внимательно на неё посмотрела, понимающе вздохнула и пробормотала что-то под нос злым шепотом. Насколько могла разобрать Маша, что-то про козлов-мужиков.
– Мэри, – изрекла Китти, нахмурившись, – не знаю, зачем тебе это, хотя догадываюсь. Но тут такое дело. Я понимаю в этом не больше, чем ты. Моя мама была из ловари, а они почти сплошь кузнецы да лошадники. Гадают кэлдэрары. К тому же… она всегда говорила, что больше не цыганка. Выйдя замуж за гаджо, она для своих все равно что умерла. Если она будет валяться при смерти у шатра сородичей, ей даже воды не подадут. Так что Дэвл-Дада, цыганский бог, ей не помогает, а уж мне подавно. Вот так… – вздохнула смуглянка. – Я, разумеется, могла бы водить народ за нос, говоря девкам, что линия жизни у них длинная, а скоро их ждет встреча с красивым и богатым мужчиной, а мужикам обещать гору золота и белокурую красотку с приданым в жены. Но это большой грех… Мама говорила как-то, что если не знаешь, а врешь за деньги, то можно нагадать себе не то, что хочется…
– Тут есть несколько гадалок, которые всем говорят именно это – про золото и удачу.
Китти грустно улыбнулась:
– Люди обязательно должны верить во что-нибудь доброе. Они думают, что скоро найдут удачу: кто золота больше, чем можно вообразить, кто самого богатого в мире жениха. Кому что. Но вот мало кто понимает: золото, его ведь из грязи выкапывают. Либо ты сидишь в мерзлой яме, которую сам выкопал, чтобы намыть несколько унций золота. Либо… делаешь разные отвратительные вещи. Вернее, с тобой делают.