Северный свет

Кронин Арчибальд Джозеф

На Ная это не произвело ни малейшего впечатления. Когда они проезжали окраины, он то и дело бросал саркастические замечания — как вынужден был признать Смит, нередко очень остроумные. Сам же Смит молчал, пока они не подъехали к «Красному льву». Тут он заметил:

— Послушайте, Леонард, нельзя сказать, чтобы завтрак, которым нас угостили в самолете, был особенно сытным. Не перекусить ли нам сейчас?

Улыбка Ная стала еще более сардонической:

— Какой вы, однако, чревоугодник, Смит. Это что-то патологическое. И все только потому, что мир отверг вас, когда вы были ребенком.

— Зато теперь он меня не отвергает, — улыбнулся Смит, скрывая обиду; выбившись в люди, он, как это нередко бывает, гордился своей прежней бедностью и частенько преувеличивал ее, когда

об этом заходил разговор.

Он предупредил дежурного портье, что им нужны две хорошие спальни с общей гостиной.

— Вы собираетесь прожить у нас долго, джентльмены?

Най смерил его взглядом.

— Узнаешь в свое время, приятель. Где тут у вас бар?

Когда Най ушел, Смит поднялся в свой номер. Он был очень чистый, в нем пахло паркетной мастикой. Над умывальником висели свежие полотенца; похлопав по кровати, Смит убедился, что матрац не продавлен. Он распаковал чемодан, аккуратно убрал одежду, потом поставил на комод кожаную рамку с фотографией жены. Это был любительский снимок, сделанный несколько лет назад: анемичная, но довольно хорошенькая молодая женщина в нарядном платье с благочестивым видом держала библию рукой, затянутой в перчатку. Смит несколько секунд умиленно глядел на фотографию, затем, удовлетворенный наведенным порядком — он был человек аккуратный и любил, чтобы все стояло на своих местах, — позвонил и заказал два сандвича с ветчиной и стакан молока. То, что Най отправился в бар, его не слишком беспокоило: сколько бы тот. ни выпил, это никак не проявлялось в его поведении. Леонард Най был ловкий малый, ничего не скажешь, — может быть, слишком ловкий; Смит решил при первом удобном случае дать ему понять, что мистер Соммервил поручил ведение этого дела именно ему, Смиту.

Он съел сандвичи, с аппетитом откусывая большие куски, умылся, почистил костюм и, внимательно оглядывая себя в большое зеркало, еще раз перебрал в уме аргументы, которые собирался пустить в ход в разговоре с Пейджем. Он помнил наизусть все данные и цифры — последние три недели он занимался только этим делом — и был настроен весьма оптимистично. Он знал силу денег. И даже если покупка сорвется, у них был наготове другой план действий, разработанный на нескольких заседаниях главной редакции и учитывавший все возможные обстоятельства. Нет, Смит, как он нередко самодовольно заявлял, не был «одним из этих ваших интеллигентов», и, когда доходило до дела, он знал, что к чему. А как же иначе смог бы он оправиться после катастрофы, которая чуть не оборвала его успешно начатую карьеру?

После смерти матери, решив поискать счастья в колониях, он отплыл из Ливерпуля в Мельбурн на пароходе «Орест». Во время плавания он познакомился с мистером Гленденнингом, австралийским дельцом, который, помимо производства сухого молока, занимался и многим другим: он был владельцем нескольких фирм, вечерней газеты «Мельбурнское эхо» и клуба «Прибой на пляже Бонди» под Сиднеем. Вечером накануне прибытия он попросил Смита съездить в Бонди и заняться клубом.

Молодой бухгалтер обнаружил, что клуб в критическом положении, книги невероятно запущены, а управляющий настолько нечестен, что сразу же предложил новоприбывшему взятку. Смит с негодованием отверг ее и принялся приводить дела клуба в порядок с таким успехом, что через полтора года Гленденнинг продал это заведение с хорошей прибылью и в качестве награды перевел своего протеже в редакцию «Мельбурнское эхо». Стремление выдвинуться во что бы то ни стало заставило Смита быстро освоить новое дело, и через три года он был уже коммерческим директором газеты. Как раз тогда он женился на Минни Лэнгли, дочери проповедника, с которой познакомился на пикнике Христианской ассоциации штата Виктория — он был уже видной фигурой в этой организации.

Следующие девять лет он успешно работал в «Мельбурнском эхе» — это по его инициативе был начат выпуск еженедельного многокрасочного приложения, приносившего газете двадцать тысяч фунтов чистой прибыли ежегодно. Он уже твердо рассчитывал стать совладельцем «Мельбурнского эха», как вдруг Гленденнинг скоропостижно умер, газета была продана соперничавшему с ней тресту «Меркурий»,

и не прошло и нескольких недель, как Смит оказался на мели, без положения, без будущего, он даже не был упомянут в завещании старика — жесточайший удар, отразившийся на нем «определенным образом». Испытывая чувство глубокого унижения при воспоминании о своем срыве, он никогда не рассказывал о случившемся ничего более конкретного.

Месяца три спустя он решил вернуться в Англию вместе с женой. Среди пассажиров парохода был и Вернон Соммервил, незадолго перед этим купивший «Утреннюю газету». Присмиревшему Смиту почудился в этом перст провидения: может быть, благодаря новому пароходному знакомству удастся связать порвавшуюся нить его карьеры. Хотя Соммервил. держался в стороне от остальных пассажиров, как-то после обеда Смит все-таки сумел начать с ним разговор на прогулочной палубе. Сперва газетный магнат был холоден, если не сказать груб, но, по мере того как Смит произносил свою заранее приготовленную речь, начал искоса поглядывать на него со все большим любопытством. В конце концов, загадочно улыбнувшись, словно обнаружив какое-то необычное явление, которое стоит понаблюдать, он назначил ему свидание в Лондоне. Смит начал свою деятельность в «Утренней газете» со сравнительно скромной должности, но в течение семи лет благодаря настойчивости и трудолюбию настолько преуспел, что был уже первым после Кларенса Грили, коммерческого директора. А теперь перед ним открылась блестящая возможность стать главным редактором «Северного света». И он не собирался ее упускать.

Пора было идти. Выпрямившись во весь рост, он закрыл глаза и, сложив руки, воззвал к господу, моля его, чтобы встреча с Пейджем окончилась успешно. Он нашел Ная в баре. Тот допивал пиво и болтал с барменом.

— Уже скоро три. Разве вы не хотите немножко привести себя в порядок?

— А зачем? — отозвался Най. — Пусть туземцы привыкают любить меня таким, каков я есть.

Когда они вышли, он добайил:

— Я кое-что выведал у этого олуха. У Пейджа есть жена — дама со светскими замашками и, судя по всему, набитая дура, молоденькая дочка, которая любит танцевать, и еще полоумный сын, который не желает работать в газете.

— Очень жаль, — сказал Смит просто. — Я бы с радостью оставил этого молодого человека в числе сотрудников, когда газета перейдет к нам.

Най кисло посмотрел на него.

— А, бросьте, — сказал он.

Автомобиль уже ждал их. Фред закрыл дверцу, и машина рванулась с места. Смит собирался сохранять полное самообладание, но, пока они катили по Куин-стрит, он почувствовал, что его шея и ладони становятся влажными. Он всегда потел, когда волновался, а предстоящее свидание с каждой минутой представлялось ему все более важным и решающим. Най, наоборот, казался совершенно спокойным. Через пять минут они уже были в редакции «Северного света», и их тут же. — вежливость, которую можно было счесть хорошим предзнаменованием, — провели в кабинет Пейджа.

Глава V

Когда Смит и Най вошли, Генри отослал мисс Моффат, подшивавшую подписные квитанции, и пригласил их сесть. Смит зажал свою папку между колен и, расстегивая пальто, быстро оглядел Пейджа. Владелец «Северного света» произвел на него самое благоприятное впечатление. Перед Смитом сидел невысокий спокойный человек с задумчивым лицом. Он был в тех годах, когда у мужчин начинает расти брюшко и лысина. Глаза у него были карие — такого же оттенка, как и его костюм, — лучившиеся теплым светом и окруженные добродушными морщинками. Ободренный, Смит сел, откашлялся, произнес несколько любезных фраз, а затем тактично перешел прямо к делу.

— Мистер Пейдж, — сказал он, — разрешите сказать вам, что мы явились сюда, исполненные самых лучших и дружеских намерений. Вы, несомненно, знаете, что привело нас к вам. Группа Соммервила весьма интересуется вашей газетой.

Генри, казалось, на минуту задумался.

— Я не понимаю одного — чем объясняется такой интерес к «Северному свету».

Очевидно, Пейдж ничего не знал о проекте АРА, и Смит решил, что он не обязан просвещать его. Поэтому он просто сказал, нисколько не погрешив против истины: