Северный свет
Шрифт:
Мисс Моффат внимательно следила за выражением его лица.
— Человек десять с биржи труда раздают эти афишки сотнями, а у вокзала расхаживают «сандвичи».
— Ну что ж, — сказал Пейдж, — по крайней мере мы знаем теперь, чего нам ждать.
Сперва ему захотелось собрать всех сотрудников и обратиться к ним с речью, но в этой идее было что-то театральное, глубоко чуждое его натуре, и он тут же отбросил ее. Он дождался десяти часов и, как обычно, пошел по коридору на утреннее совещание. Все пятеро заведующих отделами были уже там и встретили его таким глубоким молчанием, что, хотя ему было совсем не весело, он заставил себя улыбнуться.
— Ну, господа, кажется, у нас появился соперник. Насколько я могу судить, вы все уже видели это. —
— Еще бы! Ими весь город наводнен, — сказал Хорейс Балмер, заведующий отделом рекламы. — Обклеены все щиты братьев Хели. И это после всего, что мы для них сделали. Просто непорядочно.
— Деньги Соммервила не хуже всяких других, — отрезал Мейтлэнд, — и, судя по всему, он собирается тратить их не скупясь.
— Интересно, сколько они заплатили Рикеби? — спросил Пул и, не получив ответа, добавил: — Гроши, наверное. Старикан спал и видел, как бы скорее уйти на покой.
— Но на что они рассчитывают при таком оборудовании? — Балмер пожал плечами, и его накрахмаленные манжеты с тяжелыми запонками съехали до кончиков пальцев. — Фенвик говорит, что там есть только плоскопечатная машина «Уорфидейл». Из нее больше шести тысяч экземпляров не выжмешь.
— Не беспокойтесь, они как-нибудь устроятся. — Только Мейтлэнд отнесся к новостям вполне серьезно, остальные, испытывая недоумение или любопытство, отнюдь не тревожились и были даже склонны подшучивать над случившимся. Он продолжал: — А если вы думаете, что они собираются по-прежнему печатать цены на мясной скот, прогнозы погоды для фермеров и виды на урожай брюквы и картошки, то вы глубоко ошибаетесь.
— Малкольм прав, — сказал Генри. — Нам предстоит долгая и тяжелая борьба. К их услугам будут все материалы репортеров «Утренней газеты», сообщения ее заграничных корреспондентов, статьи их синдиката — об этом позаботится их главная редакция. Кроме того, они постараются как можно выгоднее использовать городские происшествия и пустят в ход все известные им уловки и ухищрения, чтобы завоевать читателей. Я считаю, что они должны потерпеть неудачу. Я готов даже утверждать, что они непременно потерпят неудачу. Однако нам придется работать на пределе, ни на минуту не ослабляя своих усилий. Если у вас есть какие-нибудь практические предложения, я был бы рад их услышать.
Скользнув взглядом по лицам, он заметил, что Пул, который сидел, засунув руки в карманы и вытянув длинные ноги, собирается что-то сказать. Пул был высок, долговяз и отличался торчащими светло-рыжими усами и насмешливо презрительным видом. И то и другое он приобрел, пока служил в частях «командос», вместе со страстью к спортивной тренировке, которая заставляла его вставать в шесть часов утра, чтобы успеть перед работой пробежать пять-шесть миль с секундомером в руне. Порой с ним бывало трудно ладить — как и многим отставным офицерам, ему казалось, что послевоенная жизнь обошлась с ним сурово: короче говоря, он принадлежал к тем сердитым молодым людям, которые готовы сердиться на всех, кроме себя. Но, несмотря на свою угрюмую самоуверенность, он нравился Генри, знавшему, что на него можно безусловно положиться. Теперь Пул обычным вызывающим тоном сказал:
— Я считаю, что нам надо пойти с их собственного козыря. Оживить газету. Давать материал поострей, позабористей.
— Я с этим не могу согласиться, — сказал Генри. — Именно сейчас политика «Света» должна оставаться неизменной. Мы должны выстоять или погибнуть такими, какие мы есть.
Его слова были встречены одобрительными восклицаниями.
— Однако вы не можете не согласиться… я ведь говорю так не потому, что это мой отдел, а потому, что читатели любят спорт. А мы в иные дни отводим ему всего два столбца. Я предлагаю помещать более полные отчеты об играх Северной лиги и о боксерских матчах в Тайнкасле. И побольше сообщений о скачках, — сказал Пул.
— Но это же не прибавит нам рекламных объявлений, — запротестовал Балмер.
— Но именно так будут поступать они.
— Если мы спустимся до их уровня, — резко сказал Мейтлэнд, — с нами скоро будет покончено.
— Ну ладно, ладно, — сказал Пул обиженно и пробурчал себе под нос: — Немножко перцу нам не повредило бы.
— А не попробовать ли выпускать иллюстрированное субботнее приложение? — Это предложил Лоуренс Хедли, низенький толстяк лет пятидесяти с розовой блестящей лысиной и застенчивыми манерами, с такой скромностью возглавлявший отдел фотоиллюстраций, что о его существовании, казалось, вспоминали, только когда он появлялся со своим треножником «делать групповые снимки» на ежегодном пикнике.
Мейтлэнд коротко рассмеялся.
— Если каждый из нас будет смотреть на дело лишь со своей колокольни, мы далеко не уедем.
— Я ведь только спросил, — пробормотал Хедли.
— Ну, разумеется, Лоуренс, — примирительным тоном сказал Пейдж. — Но поговорим об этом как-нибудь в другой раз.
Наступило молчание, а потом снова заговорил Мейтлэнд, низко наклонив над столом кирпично-красное плоское лицо и задумчиво теребя нижнюю губу:
— Вот как я смотрю на все это, и я по опыту знаю, что дела обстоят именно так. Кого-то из редакции «Утренней газеты», может и самого Соммервила, по ему одному известным причинам, вдруг осенило… заграбастать «Северный свет». Ну, а такие большие организации на судьбу не полагаются… все хладнокровнейшим образом рассматривается с финансовой точки зрения… разрабатывается план, определяются сроки, подбираются исполнители и — что самое важное — на операцию ассигнуется известная сумма. Ее можно истратить до последнего пенса, но, помяните мое слово, если уж она будет истрачена, к ней не добавят ни единого фартинга, план сочтут неудавшимся, провалившимся, списанным в архив — называйте это как хотите, — а тех, кто его провалил, тоже спишут в архив. Следовательно, при создавшихся обстоятельствах от нас требуется только одно: не поддаваться панике, не уступать и продолжать выпускать газету. Они могут повредить нам, но на это у них уйдут большие деньги — очень большие! Я не берусь предсказывать точные сроки, но в один прекрасный день, — если нам повезет, через год, а может, через полтора, — касса опустеет, и нашим друзьям придется свернуть свои палатки и молча убраться восвояси.
Пейдж с большим облегчением выслушал эту спокойную и трезвую оценку положения, особенно потому, что она исходила от Мейтлэнда. Он наклонил голову в знак согласия и затем сказал:
— Еще одно — наше отношение к ним. Мне кажется, нам следует полностью их игнорировать.
— Вот именно, — кивнул Мейтлэнд. — Вести себя так, словно их не существует.
— Но, может быть, все-таки поручить кому-нибудь следить за их газетой? — спросил Пул. — Надо же знать, что они будут делать. Они-то уж наверняка устроят за нами слежку.
Предложение Пула слегка покоробило Пейджа — это значило шпионить за противником, а ведь Смит заверил его, что они будут действовать только честно и открыто.
— Я думаю, об этом пока говорить не стоит.
— Мы и так о них достаточно услышим, можете не сомневаться, — сухо сказал Мейтлэнд, когда совещание закончилось. — Подождите только их первого номера.
Этого первого номера со все возрастающей тревогой и ждали сотрудники «Северного света» в течение следующих нескольких дней. Ведь только тогда они наконец узнают, что представляет собой их противник. Слухов по городу ходило более чем достаточно — источником их был сам Най, взявший на себя ведение кампании и всячески подчеркивавший быстроту и энергию, с какими он заканчивал подготовительную работу. Из Лондона прибыло множество сотрудников новой редакции — в том числе Тина Тингл, женщина-репортер, прославившаяся по всей стране своей «женской страничкой» в «Утренней газете», — и для них немедленно стали подыскивать жилье и в городе и в Мосберне. За этим последовал новый ураган рекламы — все время расклеивались афиши и объявления, а вечером в субботу, 16 марта, по городу прошла процессия, участники которой несли многоцветные плакаты: