Северный ветер
Шрифт:
— Есть! — нестройно, но с некоторым оживлением в голосе ответили командиры.
— Волохов, останьтесь, — скомандовал комбат, когда Волохов уже выходил. — Вы, я слышал, из Сибири?
— Из Забайкалья, а что?
— Да так, отец у меня в тех краях сгинул…
Волохов взглянул на лейтенанта.
— Погиб?
— Не знаю. Четыре года вестей нет… как забрали.
Волохов нахмурился. «Сын врага народа — командир Красной армии?» — мелькнуло в голове.
Лейтенант, как будто услышав его мысли, продолжил:
— Он ушел
— Афанасьев?
— Нет, это я по матери… — Лейтенант смутился, краска залила его лицо. — Федоров Андрей Иванович, не встречали… там? — Лейтенант с нескрываемой надеждой посмотрел в глаза Волохову.
Волохов даже не пытался вспоминать кого-то, это было невозможно, лично этого человека он не знал, а остальные были общей безликой массой, без фамилий и имен.
— Нет, лейтенант, твоего отца я не встречал. Сибирь-то, она большая, и лагерей в ней немерено, и Федоровых в этих лагерях… На каждой перекличке два-три раза… отзываются. Но мне с твоим отцом встретиться не пришлось. Видно, правильный мужик он.
— Как это, правильный?
— Семью смог спасти, думаю, понимал все и вовремя принял решение. А на это ум нужен и мужество. Так что хороший человек у тебя отец. Жив, поди, мается по лагерям, там сотни тысяч… может, война чё поправит, ждать надо.
— Думаете, жив?
— Понимаешь, лейтенант, там не сладко, конечно, мрет народ, кто от чего, убивают, бывает, но это как на воле, а в целом живут люди и там, это ж не здесь — сплошная мясорубка…
— Это война… — начал было лейтенант, но тут же осекся под взглядом Волохова.
— Война, лейтенант, война, будь она неладна…
— Все, время, — посмотрев на часы, закончил разговор лейтенант.
У блиндажа уже толпились бойцы, пришедшие за раненым особистом.
— Рашидов, забирайте его.
— Есть, товарищ командир!
Рашидов кивнул здоровенному рядовому:
— Давай, Ерохин, осторожненько выноси его…
Рядовой Ерохин, крепкий мужик лет тридцати, протиснувшись в блиндаж, как ребенка, взял раненого на руки и вынес в траншею на носилки. Медсестра вышла следом.
— Смотри, Ерохин, береги раненого, головой отвечаешь!
— Донесем, товарищ лейтенант, не сумлювайтесь!
Волохов пошел к своему новому взводу. К взводу солдат, которые за несколько дней боев потеряли командиров и не только командиров. Иван понял это сразу, как только увидел лица солдат. Серые от страха или от злости, так ему увиделось, а может, ему только показалось в блеклом свете немецких осветительных ракет, которые раз за разом опускались на нейтралке.
— Так, мужики, моя фамилия Волохов, назначен командиром вашего взвода. Знакомиться будем утром, а сейчас разбирайте — каждому по две обоймы. — Волохов присел в траншее и, взяв на колени, раскрыл вещмешок. — Это ротный из НЗ для нас выделил. Будем прикрывать отход, если немец попрет. Подходи по одному.
Он сидел и выкладывал в протянутые руки подходивших бойцов патроны. Как пайку в бараке лагеря. Там он в глаза зэка не глядел, это не принято было, а здесь Волохов старался заглянуть в глаза каждого, как в душу. Каждому успел что-то сказать, приободрить, пошутить. Улыбнуться отечески. Почти всем он в отцы и годился.
По цепочке шепотом передали:
— Отходим.
Волохов тихо скомандовал:
— Мы замыкающие, медленно отходим по траншее на правый фланг, главное — не шуметь. Пущай немец дрыхнет. Все ясно, бойцы? Тогда пошли…
Рота отходила, и скоро взвод Волохова собрался на правом фланге, упиравшемся в заболоченную низину. Комары тучами висели над ними. Пропитанные потом и кровью шинели и гимнастерки как магнитом притягивали кровожадные полчища. Волохов отер ладонью лицо, раздавив напившееся комарье.
— Вроде тихо. Слухайте меня. Метров пятьдесят по-пластунски, вишь, опять засветили, дальше, цепочкой, бегом. Моховиков, я не ошибся?
— Ошибся, товарищ командир, я Махоньков.
— Извиняй, пойдешь первым, не спеши, доберешься до лесочка, заляжешь, и всех в цепь, вправо — влево, пока я не приду, лежать и ухо востро держать. Всем ясно?
— Ясно.
— Тогда пошли, пошли, ребята, я замыкающий.
Бойцы, один за другим переваливаясь из траншеи, исчезали в темноте. Волохов дождался последнего. Прислушался. С немецкой стороны было тихо, только пыхнула очередная ракета. Где-то очень далеко слышны были то ли раскаты грома, то ли отголоски канонады. Фронт так далеко, по мнению Волохова, откатиться не мог, верно, бомбят ближние тылы, решил он. На это они мастаки, каждый вечер, а то и днем гудят вражьи моторы высоко в небе. Тяжело идут, большими стаями, видно, далеко на восток, бомбежки не слыхать. Свободно ходят. Так же и возвращаются. Как у себя дома. Вот оно как…
Внезапно вспышка света и взрыв. Еще и еще, там, куда ушла рота, куда ушел его взвод, на опушке леса.
Крики людей и беспорядочная стрельба. Волохов выскочил из траншеи и побежал туда, к своим. Сзади, с высотки, сначала один, потом второй, заработали тяжелые пулеметы немцев. Волохов слышал, как с шипением, нескончаемыми веерами неслись пули над его головой. Пока Волохов бежал, все стихло, ни взрывов, ни стрельбы, замолчали и пулеметы немцев. Как ничего и не было. Остановился. Прислушался. Тишина. Пошел дальше. Вот уже и опушка леса.
— Эй, товарищ командир, сюда… — тихо окликнули его.
Волохов с облегчением вздохнул: «Слава богу!» — и пошел на голос.
— Что случилось? Где все?
— Здеся. Как приказывали, лежат. На мины напоролись! Я прошел, а они… в общем, трое метнулись в сторону и на мины напоролись. Сдуру кто-то стрелять начал, ну и немец проснулся. Вдарил из станкачей.
— Что значит — метнулись в сторону?
— То и значит, ползли за мной, а потом встали и побежали налегке в сторону.
— Как это?