Северо-восток
Шрифт:
Такой удар должен был располовинить зверя. Но почему-то не располовинил. Острое лезвие длинного боевого ножа, которое одним махом срезало Гррыгу голову, на шкуре этого мутанта не оставило даже царапинки – проскользнуло по шерсти с неприятным скрежетом так, словно угольного цвета иголки-шерстинки были из металла.
Так вот почему казалось, что Слав и Алёна промахиваются! Они оба попадали в цель, только сталь боевых ножей не в силах была пробить угольную броню мутанта.
«Я ж говорю – по глазам», – напомнил Лёнька.
Ага, только те глаза еще надо достать. В первый раз повезло, что хищник прыгнул на меня. Его морда оказалась прямо передо мной. Этот же зверь на месте не стоял. Он вертелся вокруг Алёны и Слава, примериваясь для атаки. В его разинутой пасти виднелись здоровенные клыки, причем не обычного – желтоватого – цвета, а почему-то свинцово-серые с легким стальным отливом.
– Что же это за чудовище? – вырвалось у меня.
– Понятия не имеем, – за себя и Слава откликнулась Алёна.
Внезапно антрацитовая «торпеда» рванулась вперед, проскользнула между клинками мачете и сомкнула клыки на плече девчонки.
«Стреляй, Дан! – завопил Лёнька. – У тебя же есть „Грач“, а там бронебойные!»
Он еще не успел договорить, а моя рука уже выдергивала из кобуры пистолет.
«Предохранитель!» – очень вовремя подсказал Лёнька.
Тяжелый бронебойный патрон пробил похожую на броню шерсть и увяз в лобастой клыкастой башке. Звериные зубы разомкнулись, освобождая закушенное плечо Алёны.
Зверь потерял интерес к людям и отшатнулся прочь, целиком занятый собственными проблемами. В башке у него что-то щелкало, искрилось и дымилось – точь-в-точь как у первой убитой мной «торпеды».
– Что это было, а? – Слав не торопился убирать мачете в ножны, явно опасаясь, что раненый зверь очухается и вновь ринется на нас.
Но мутант его опасений не оправдал – рухнул навзничь и забился в припадке.
– Пошли отсюда, – Алёна поежилась.
– Погоди, покажи, что с рукой, – попросил я.
– Пустяки. Царапины. Даже крови почти нет. Эта тварь не успела сомкнуть зубы, ты вовремя вмешался, Богдан. Как хорошо, что я отдала тебе «Грача»!
Я промолчал, подумав, что, будь пистолет у Алёны, она воспользовалась бы им сразу, и странная черная тварь не искусала бы ее в двух шагах от Ниитьмы.
До крепости и в самом деле оказалось рукой подать.
Мы остановились на границе зоны действия излучателя. Слав засвистел, привлекая внимание часовых на вышках. Затем пришлось немного подождать, пока отключат Изю, а потом мы миновали ставшее безопасным мертвое пространство перед крепостью и вошли в калитку в воротах Ниитьмы.
За забором, к моему удивлению, никаких построек не оказалось, кроме одной-единственной, торчащей, будто обломанный клык, Башни. Почти всю территорию занимали ветряки и разложенные на деревянные поддоны блестящие зеркальные «блюдца». Я узнал в них солнечные батареи. У нас, в Кремле, тоже такие есть, только латаные-перелатаные. А тут почти новые. И много их. Намного больше, чем в Кремле.
– Отнесу КВС и скажу насчет вездехода для раненых. Богдан, а ты иди с Алёной, – Слав побежал в сторону Башни.
Я машинально двинулся за ним, в уверенности, что и лазарет, и все остальные помещения находятся там. А где ж еще им быть, если других строений просто нет?
Но Алёна поманила меня в противоположную сторону:
– Богдан, нам сюда.
– Куда?
Ничего, кроме усеянного солнечными батареями пространства, я не видел. Разве что в отдалении красовались огороженные частоколом деревья, вроде тех, что растут в Кремле, в Тайнинском саду. Их ветки очень быстро регенерируют – на место срубленных за день за два отрастают новые. Полезная штука. У нас, в Кремле, это основной источник топлива. Да и в Ниитьме, похоже, тоже. Правда, деревья плотоядные. Не знаю, как ниитьмовцы, а кремлевские садовники подкармливают их крысособаками и ящерицами. А иногда и тура им приходится отдавать.
– Сюда, – Алёна провела меня между двумя рядами поддонов с ячейками солнечных батарей.
Я увидел лежащую на земле бронированную плиту, очень похожую на т у, что закрывала вход в бункер возле Музея. Рядом на столбике висел непонятный мне механизм: металлическая коробка размером с ладонь с маленькими круглыми дырками, и тремя рычажками.
«Это у них средство связи, – пояснил Лёнька. – Коробка с дырками – динамик, а рычажки что-то типа звонка».
Девушка привычным жестом утопила один из рычажков и сказала в динамик:
– А-эф триста сорок семь. Это я, Алёна. Со мной гость. Впустите нас.
Ответа, если он и был, я не расслышал. Зато плита мягко поехала на полозьях в сторону. Ну точно как в Музее! И ступени вниз идут. Только тут имелось освещение – вдоль стен висели стеклянные трубки, которые светились неярким желтоватым электрическим светом.
– Пойдем, – Алёна первой начала спуск.
Над нашими головами поехала по полозьям дверь-плита, закрывая вход, отрезая нас от внешнего мира.
Я невольно поежился. Алёна заметила и хмыкнула:
– Что, непривычно, да?
– Точно, – признался я. – Кремлевцы живут в постройках на поверхности. А в убежищах под землей обитали лишь наши предки – пережидали, когда радиационный фон спадет.
– А мы по-прежнему в подземных бункерах живем, – пояснила Алёна. – Привыкли уже. Да и зачем что-то менять? Тут удобно, безопасно. Есть, конечно, свои проблемы…
Пока спускались – а лестница оказалась ничуть не меньше, чем у Музея, – Алёна успела рассказать кое-что про их житье-бытье.
Оказалось, что почти все помещения Ниитьмы располагались под землей. Они были построены еще до Последней Войны. Этакий подземный городок с полной системой жизнеобеспечения.
Для спусков-подъемов предусмотрели лифт, но сейчас его используют только для перевозки грузов – экономят электричество, а без него, как я понял, в подземных бункерах существовать невозможно. Электричество – это свет, тепло, вентиляция. К тому же без тока не заработает оборудование в лабораториях, оранжереях и бройлерных, где разводят кур и кроликов.