Северус
Шрифт:
Тобиас тем временем уже открывал дверь. На пороге стоял надменный блондин, одетый, как и тесть, в мантию.
— Что вам нужно, мистер? – если терпеть тестя было нормально, то тратить запасы выдержки на какого-то неизвестного щеголя Тобиас не собирался.
— Ты… – Абраксас не удостоил хозяина дома даже презрительным взглядом, но увидел в глубине дома мальчика в смешной пижаме и потерял самообладание. – Как ты посмел?!
—
— Этот маленький поганец виноват в том, что Люциус женился не на той девушке!
— Ах ты, сволочь! – терпение Тобиаса все-таки закончилось. – Себя послушай, напыщенный кретин! Каким образом сопливый мальчишка мог на что-то подобное повлиять?! Он что, твоего сыночка насильно под дулом пистолета под венец волок?!
— Не смей ко мне прикасаться, маггл, — Абраксас брезгливо попытался освободить рукав своей мантии от руки Тобиаса.
Сделал он это зря. Тобиас был гораздо крупнее скорее изящного, чем крепкого Малфоя. Доведенный до белого каления всеми случившимися за день событиями, Снейп решил, что с него хватит.
Наверное, еще никто и никогда не хватал блистательного Абраксаса за шиворот мантии и не спускал с крыльца прямо в грязный снег. И уж точно никто не грозился пристрелить его при следующей встрече — безо всяких там разговоров. А когда он выхватил палочку, то так и не понял, как обычный маггл сумел отправить его в нокаут ударом в челюсть, а сам он не успел даже слегка проклясть отца этого полукровки, с которым в его дом вошли неприятности.
Дверь с грохотом захлопнулась прямо перед носом пришедшего в себя Малфоя. Он попробовал снова войти в дом, используя магию. Абраксасу было в тот момент наплевать, что кто-то из обитателей этого жуткого тупика мог его увидеть. Защитная магия, которая плавно накрыла дом, в первый раз мягко отклонила попытку воздействовать на нее. При повторной попытке она уже довольно болезненно ударила Малфоя. Но разозленный Абраксас уже ничего не соображал, мечтая только об одном — добраться до этого маггла и его сына, и не внял предупреждению защиты, которую Эйлин совершенствовала в качестве своеобразного хобби в течение последних двенадцати лет. Третья попытка закончилась тем, что Малфоя отшвырнуло от двери на добрые пять метров.
Громко матерясь, сиятельный Лорд с трудом поднялся и, проклиная всех магглов и Принцев до основателя Рода, побрел к границе антиаппарационных чар.
Эйлин отошла от окна. Тобиас посмотрел на нее. Он немного успокоился, сбросив пар на незваном госте, и теперь готов был решать проблемы.
— Что нам от него можно ждать? – спросил он жену.
— Ничего. Абраксас успокоится. К тому же уже с завтрашнего утра его ждет веселая жизнь отца скандального Люциуса. Это, конечно, не то же самое, что выйти замуж за маггла, но тоже ничего хорошего, учитывая «теплые» отношения Рейвенов и Малфоев.
— Ладно, посмотрим.
Тобиас повернулся к сыну. Ворон попятился, увидев, что отец очень недвусмысленно расстегивает ремень на брюках.
— Что ты собираешься делать? – осторожно поинтересовался валет.
— Меня сейчас раздирают очень противоречивые чувства: я с ума схожу из-за беспокойства за тебя, учитывая все это, — он неопределенным жестом указал в сторону двери, — а также твой отказ рассказать нам, где ты пропадал, чуть не доведя до сердечного приступа свою мать, да и меня. Но с другой стороны, у меня просто руки чешутся выдрать тебя так, чтобы ты сидеть не мог целую неделю, — Тобиас продолжал доставать из брюк ремень.
Ворон покосился на поджавшую губы мать, которая, похоже, была впервые солидарна с мужем в вопросе воспитания сына. Поняв, что с этой стороны поддержки ждать не приходится, Ворон развернулся и бросился по лестнице в свою комнату. Она закрывалась изнутри, и валет надеялся, что отец не будет выламывать дверь в попытке наказать сына.
Глава 13
Рыжеволосая девочка стояла возле старых качелей и мрачно смотрела на тупик Прядильщиков, который темнел там, за мостом, пересекающим грязную, дурно пахнущую речку. Близость фабрики делала ее абсолютно непригодной для купания. А сейчас, покрытая тонким ненадежным льдом, река вызывала еще большее отвращение, чем летом.
Это Рождество было первым, не принесшим девочке никакой радости. Она качнула качели. Несколько лет назад она именно здесь впервые увидела темноволосого, очень серьезного мальчика в нелепой одежде. Он важно говорил про то, что будет учиться в Хогвартсе, а она тогда даже не знала, что это такое. Ей, по правде говоря, было наплевать. И на мальчика ей по большому счету тоже было наплевать. Но он ходил за ней как привязанный, и совсем маленькой девчушке льстило, что у нее появился свой собственный рыцарь, готовый для нее на все. Она поняла это в тот день, когда уговорила Северуса использовать вместо качелей длинную веревку, привязанную к ненадежной ветке старой ивы, росшей над рекой.
Он тогда упал, когда ветка надломилась, повредил руку, и его даже в итоге выпороли, но он так и не признался, кто был инициатором той безумной идеи, в результате которой они могли запросто утонуть. Северус настаивал на том, что был один.
Вот тогда Лили и поняла, что может положиться на него. Что может делать с ним все, что захочет. Это все еще не делало его привлекательнее в ее глазах, но вселяло чувство превосходства, уверенности в себе.
А потом все кончилось. Лили могла с точностью до минуты сказать, когда все кончилось. Это случилось в поезде: Северус внезапно замер, перепугав ее, а когда очнулся, то перестал обращать на нее внимание. А может, это случилось чуть позже, когда в купе ворвались Поттер с Блэком. Лили тогда впервые увидела, что Северус может дать кому-то отпор, и впервые почувствовала, что ей это его качество нравится. Вот только поздно она почувствовала, что Северус ей все-таки нравится, потому что, похоже, именно в ту самую минуту она разонравилась ему. Лили прочла это в его темных глазах, которые никогда еще не смотрели на нее так неприязненно.