Сейф за картиной Коровина
Шрифт:
– «Ле Супербе», – прочитала вслух Дайнека надпись на борту.
– Вам нравится? – раздался голос Воланда за ее спиной.
– Очень.
– Это мой любимый корабль. Его построили французы в конце восемнадцатого века на верфях города Бреста. Французского города Бреста…
Дайнека обернулась и внимательно слушала Воланда. Он говорил медленно, с любовью вглядываясь в корабль.
– На его борту находились семьсот матросов. Позже в бою его захватили англичане, и остаток своей жизни он провел под британским флагом.
– Очень красиво.
Владимир Николаевич
– А на том Колумб доплыл до Америки.
Все в его облике, манере говорить, решительно все не совпадало с характеристикой, данной Ольгой.
Почему?
Дайнека задала себе этот вопрос, зная, что есть только один верный способ получить ответ – узнать правду из первых уст. Пришло время идти ва-банк.
– Хотите со мной поужинать?
Воланд осекся и замолчал. Поднял на нее глаза.
– Да.
– Завтра, после работы, у меня, – короткими фразами выпалила Дайнека. – Я сама довезу вас до своего дома.
– Хорошо, – кивнул он.
Дайнека вышла.
Рабочий день закончился, но дверь кабинета, где работали Красотка и Стерва, была открыта.
Кто-то очень хотел знать, чем закончился ее разговор с боссом.
– Ты где?
Судя по голосу, Джамиль улыбался.
– Возле дома.
– Я рядом. Стой, где стоишь, у меня на тебя серьезные планы.
«Очень мило», – сказала себе Дайнека, услышав, как резко оборвалась связь.
Она уже входила во двор. Навстречу ей бежала маленькая девочка, раскинув коротенькие ручки:
– Здравствуйте, тетечка! – кричала она. – А я сегодня гуляю с няней. Няня, няня, иди сюда! Я тебя знакомить буду!
Она суетилась, смеялась и тараторила.
К ним поспешила тучная женщина.
– Пойдем, Юлечка, тетя торопится.
– Никуда она не торопится! – возмутилась девочка. – Она со мной разговаривает! Правда, Дайнека? Мама сегодня не хочет выходить на улицу, она упала, когда я спала, и ударилась, сегодня у нее все лицо синее-синее. Она такая смешная… – Юлечка рассмеялась. – И ей совсем не больно.
Няня взяла девочку за руку и молча повела домой. Ноги Юлечки шли сами по себе, едва поспевая за женщиной, при этом лицом она была повернута к Дайнеке. Юлечка улыбалась и прощально размахивала свободной рукой до самой двери подъезда.
Дайнеке сделалось невыносимо грустно. Она подняла глаза. Знакомая фигура, как всегда, стояла у окна. Розовая Роза кивнула. Дайнека ответила.
– Я уже здесь.
Она обернулась на голос и остолбенела. Джамиль был неотразим. Светлый льняной костюм, невероятно дорогой и элегантный, был помят ровно настолько, насколько полагалось. Хлопковая сорочка чуть темнее костюма и галстук, который наверняка стоил столько же, сколько подержанный отечественный автомобиль.
– Ты нарочно так вырядился?
– Нарочно для чего? – спросил Джамиль.
– Чтобы я почувствовала свою неполноценность.
– Брось, – смутился он.
– И какие у тебя планы? Знаешь, я очень устала…
– Хотел тебя пригласить в театр.
Он произнес это очень серьезно и чуть старомодно.
В театр… Так ее никогда не приглашали в театр. Она согласилась.
Через полчаса, когда они вышли из дома, Дайнека полностью соответствовала своему кавалеру. Маленькое черное платье мерцало и тяжело облегало ее тонкую фигуру. Атласные туфли на среднем каблуке и сумочка из кружев как нельзя лучше подходили к нему.
Джамиль, похоже, оценил ее усилия, это было заметно.
– Куда мы едем? – спросила Дайнека.
– В театр.
– Что смотрим?
– Спектакль.
– Немногословно…
Приехали на Трубную площадь. Джамиль припарковал машину, и они не спеша направились к театральному подъезду.
Дайнека никогда не была здесь раньше, но знала, что в этом здании когда-то находился знаменитый ресторан «Эрмитаж», где творил великий повар Оливье. Тот самый, который изобрел одноименный салат.
Джамиль подошел к окошечку администратора и сказал про заказ. Ему немедленно выдали два билета.
– У нас еще есть время. Покатаемся? – предложил он.
– Давай.
По тому, как резко Джамиль взял с места и как уверенно повел ее в сторону набережной, она поняла, что все было рассчитано заранее.
Выйдя из машины и попросив подождать, Джамиль наклонился, чтобы завязать шнурок на ботинке. Он не спешил, скорей наоборот, оттягивал время или о чем-то думал.
Разогнувшись, отряхнул без того чистые брюки и наконец зашагал по набережной. Метрах в двадцати, опершись на парапет, его ждал мужчина. Кавказец лет сорока широко, по-дружески улыбался.
«Все ясно – деловая встреча», – подумала Дайнека, приготовившись к долгому ожиданию. Она лениво следила за тем, как прогуливались парочки, беседовали старушки, как гоняли по набережной мальчишки на роликовых коньках. Переведя взгляд на мужчин, увидела: они еще говорят.
Вдруг Джамиль развернулся и не торопясь направился назад к машине. Его собеседник продолжал говорить, но теперь уже ему в спину. Дайнека напряглась. Кавказец что-то выкрикивал, но не переставал улыбаться.
И уж лучше бы он так не делал. У Дайнеки похолодели руки. Внезапно до нее дошло, что исход этого конфликта может проявиться гораздо позже и совсем в другом месте, когда догорит подожженный сейчас бикфордов шнур.
– Не скучала? – Джамиль улыбнулся одними губами.
– Мне кажется, сейчас что-то случилось…
– Не выдумывай. – Джамиль сел за руль.
Автомобиль резко тронулся с места.
Они поднялись по недлинной лестнице в два пролета и оказались в фойе театра, располагавшемся на втором этаже старинного здания.
Все здесь было немного странным. Небольшое давно не ремонтированное помещение, на стенах которого слоями красок отложилось то, что происходило на его памяти. Театр начинался с фойе, почти по Станиславскому. Оригинальные фрагменты лепнины, неловкие шторы, грубо окрашенные щиты. Все здесь было выполнено в разное время, и, казалось, никому нет дела до того, как это выглядит теперь. Время остановилось.