Сейф за картиной Коровина
Шрифт:
– А Семен Семеныч… – Дайнека пыталась подобрать верные слова.
– Сема! Опять ты подслушиваешь?! Заходи, у нас нет от тебя секретов. Не шифруйся! – воскликнула Аэлита Витальевна.
Дверь открылась в ту же секунду, как только Аэлита Витальевна проговорила последние слова. Смущенно улыбаясь, в комнату вошел Семен Семеныч.
– Ну что, девочки, чайку или еще чего-нибудь? – заговорщицки подмигнул он.
– Мы сами, – озабоченно проговорила Аэлита Витальевна. – Пойдем, Людочка на кухню.
Она встала и вышла из комнаты. Аэлита Витальевна была хорошей женой и на все смотрела глазами мужа. Но только не тогда, когда дело касалось хорошеньких женщин.
Дайнеке не удалось продолжить разговор наедине, пришлось отложить его до следующего раза.
И, как выяснилось, напрасно…
Оставалось время заехать к Лехе. По дороге Дайнека вспомнила обстоятельства, при которых с ним познакомилась. Усмехнувшись, она перенеслась мыслями в тот памятный день.
В то время Эльза Тимофеевна и Нина жили вместе. Нина училась на четвертом курсе университета, Дайнека на втором. В один из вечеров, когда подруги, по традиции, сидели на кухне, Нина выглядела подозрительно мечтательной и странной. Дайнека немедленно смекнула, в чем дело, и не ошиблась.
– Хочу отвести тебя к одному человеку, а потом узнать, что ты о нем думаешь, – вкрадчиво заговорила Нина. – Он скульптор, очень талантливый и немного сумасшедший. – Она рассмеялась. – Умеет буквально все! Кстати, вчера юбку мне сшил.
– Когда пойдем? – Дайнеке очень хотелось посмотреть на скульптора, который шьет юбки.
На следующий день они отправились в гости. В метро Дайнека купила цветы. С бутылкой идти не хотелось, а с пустыми руками она не привыкла. Выбрала букет, который можно было бы назвать мужским: крепкие темно-красные герберы и густые темно-зеленые елочки. Ей казалось, что скульптор оценит ее хороший вкус и художественные наклонности.
Нина привела ее на улицу Каховка. Подруги долго шли по жидкой, слякотной каше, состоящей из снега и грязной воды. Скульптор жил в серенькой шестнадцатиэтажной башне. Поднявшись на этаж, они остановились у его двери. Дайнека торжественно держала перед собой букет, заранее готовясь сказать что-то достойное.
В который раз, нажимая кнопку звонка, Нина заметно нервничала и, оглядываясь, смущенно улыбалась. За дверью послышались какие-то звуки, Нина снова нажала кнопку, и Дайнека видела, как напряглась ее спина.
Наконец дверь приоткрылась. Дайнека заулыбалась и, протягивая букет, уже собралась войти. Но как только двинулась вслед за Ниной, та резко развернулась и с силой толкнула ее в грудь. Дайнека выпала за порог, успев, однако, разглядеть в глубине коридора голую мужскую задницу.
Металлическая дверь захлопнулась.
Дайнека решила не гадать, что происходит внутри квартиры. Душа художника – потемки, и любые предположения, которые могла сделать она, человек далекий от искусства, будут, по меньшей мере, тривиальными. Словно в ответ на ее мысли из-за двери раздался куражливый голос пьяного человека:
– А-а-а вида-а-ал йя-а-а вас всех…
Потом распахнулась дверь, Нина втащила Дайнеку внутрь. Помогла снять пальто и повела дальше, на кухню. Усадила на табуретку и сказала громким шепотом:
– Он выпил все, что приготовил на вечер, я его в холодную воду засунула. – Осмотревшись, она сосредоточилась на электроплите. – Сказал, что нужно дожарить курицу…
Откинув дверцу духовки, выдвинула решетку, на которой лежала холодная, плохо ощипанная тушка.
Дайнека тихо сидела на низенькой табуретке, прижав к груди цветы. Нина достала курицу, сердито посмотрела на Дайнеку и отобрала у нее букет.
– Давай так: я готовлю, ты убираешь.
– Нин, а почему он был без штанов?
– Не знаю, – пожала плечами Нина.
– Скульптор… – уважительно протянула Дайнека.
Углубившись в воспоминания, она не заметила, как доехала до Каховки. Знакомый одноподъездный дом в шестнадцать этажей выходил на улицу боковым фасадом. Большинство его лоджий были застеклены как попало, оттого дом выглядел неблагополучным. Дайнека оставила машину у тротуара и, огибая «ракушки», пошла к подъезду.
С трудом припомнила номер квартиры и, дожидаясь прибытия лифта, высчитывала нужный этаж. По всему выходило, что одиннадцатый. Кабина лифта, изгаженная вандалами, была под стать неряшливому фасаду здания. Кнопки этажей были оплавлены до черноты.
Слава богу, лифт прибыл точно по адресу – к семидесятой квартире. Дайнека нажала кнопку звонка.
Дверь открыла молоденькая девушка, простая и симпатичная.
– Вам кого?
– Алексея.
Из комнаты через открытую дверь донесся голос:
– Заходи, Дыня!
Навстречу ей вышел Леха, поцеловал в висок и, обнимая за плечи, повел на кухню.
– Пойдем, покурим, чаю попьем.
– Я тебя не узнала, – улыбнулась ему Дайнека.
– Сам себя не узнаю…
Глядя на него, она не понимала, что изменилось.
– У тебя есть что-то новенькое? Могу посмотреть?
– С этим я закончил после разрыва с Ниной.
Дайнека остолбенела.
– Не может быть!
– Сейчас покажу…
Еще недавно грязная, заставленная незаконченными работами, инструментом и глиной в углу, комната являла собою образец семейного очага.
Недорогой диван, телевизор, стол – все, что полагается при таком раскладе. Девушка, впустившая Дайнеку, сидела в кресле и вязала носок, слушая телепередачу.
– Знакомься – Вера.
– Дайнека.
Они вернулись на кухню, Леха закурил и спросил:
– Чего молчишь?
– Не знаю, что сказать…
Леха занервничал:
– Не спрашивай меня почему.
– А я и не спрашиваю.
– Не гожусь я для искусства. Бездарь. Сколько ни тужился, всегда есть кто-то другой, кто без труда шедевр наваляет. Кажется, душу готов заложить, есть не могу, спать… Но талант – он или есть, или его нет.