Сезон дождей

Штемлер Илья Петрович

– Сейка, я уж думала, что тебя арестовали, – проговорила Лиза. – Ты опоздал почти на двадцать минут.

– Не рассчитал, понимаешь, – Евсей Наумович отстранился, желая избежать бурного проявления ликования.

– А я жду, жду… Трех мужиков отшила, – шутливо произнесла Лиза и запнулась, сообразив, что не то сболтнула. – Пошли в кафе, тут неподалеку, на углу. Я замерзла.

Евсей Наумович шел покорно, как-то неестественно – послав вперед плечи и откинув голову.

Булочная-кафе на углу Невского и Толмачева манила к себе еще со студенческих времен. Там всегда можно было купить бублик за девять

копеек, что неизменно выручал при дневной суете. А в последнее время булочная вообще приосанилась – разместили столики, оформили со вкусом помещение, разнообразили ассортимент.

– Поговаривают, что ее скоро заграбастают москали под парфюмерный бутик, – буркнул Евсей Наумович. – Еще бы, такое место.

– Надеюсь, мы успеем выпить кофе, – ответила Лиза через плечо, поднимаясь по ступенькам.

Властно усадив Евсея Наумовича за столик у окна, Лиза по-хозяйски отошла к стойке заказов.

За стеклом, как в аквариуме, жил своей жизнью Невский проспект. Еще эта погода, водянистая, серая. Проплывали троллейбусы, шмыгали автомобили, исчезали и возникали прохожие.

– Тебе кофе черный или с молоком? – громко вопросила Лиза. – Можно каппучино со сливками.

– Лучше чай, – Евсей Наумович не отводил взгляд от окна.

Его распирала зависть к людям, мелькающим в абрисе окна – им наверняка незнаком человек по фамилии Мурженко. И Гришка Зусь им незнаком. Как мало надо для душевного покоя – не знать Мурженко, не знать Зуся. А еще не впускать в дом теток с котами, не поддаваться их желаниям. Возможно и эти посиделки в кафе на углу Невского и Толмачева завтра обернутся проблемой, выход из которой покажется бегством из ада.

Лиза наплывала в зеркальном отражении стекла, в руках она держала поднос.

– Осторожно, Сейка, – предупредила Лиза. – Я взяла бутерброды с сыром, ватрушки и вишневый пирог по-домашнему.

– Я просил только чай, – сварливо отозвался Евсей Наумович.

Лиза приподняла верхнюю губу. На мгновение белесая десна над крепко схваченными зубами придала ее лицу хищное выражение. Поставила поднос на мраморный столик и молча придвинула Евсею Наумовичу блюдце со стаканом темного чая.

– Извини, – пробормотал Евсей Наумович, подтянул блюдце поближе и принялся помешивать ложечкой, издавая пунктирное треньканье.

Лиза поднесла ко рту бутерброд, откусила и стала жевать, не размыкая губ.

Евсей Наумович оставил ложечку и упрятал стакан в ладонях. Тонкие стенки щедро отдавали жар, разливая тепло по кистям рук.

Несколько минут они молчали.

Лиза вернула огрызок бутерброда на тарелку, обернулась, оглядела помещение.

– В Перми, рядом с моим домом, стояла пивная палатка. А продавцом был Ленин. С виду самый настоящий. Лобастый, в кепаре, с галстуком в горошек, черном пиджачке. Усы с бородкой. Даже картавил. «Гхаждане алкаши! Не оставляйте кхушки на подоконнике, имейте классовое сознание. Несите кхушки Кхупской, она их помоет». Такой был артист, этот Ленин. Только в фартуке. Кстати, посудомойка, толстая, в очках, с буркатыми глазами, точно – Крупская.

– Знаешь, как выглядела Крупская? – усмехнулся Евсей Наумович.

– А то. Всю палатку оклеили их фотками. Ты, Сейка, что-то.

– Ну и что дальше? – перебил Евсей Наумович.

– Дальше? Старики подняли хай, писали письма.

– И

что?

– А черт его знает. Я уехала.

Лиза принялась за кофе. Оттопыренный мизинец помечало малиновое пятнышко лака на ухоженном ногте.

Евсей Наумович приблизил нос к своему стакану и понюхал содержимое. А в ответ на удивленно вскинутые брови Лизы пробормотал о том, что нередко в общественных местах чай пахнет кухней, а то и рыбой – еще со студенческих лет запомнилось. Лиза передернула плечами, оставила чашку с кофе и взяла ватрушку. Полные ее губы подобно створкам раковины чувственно охватили край ватрушки, пробуждая у Евсея Наумовича мысли, далекие от его печальных забот.

– Почему ты ни о чем не спрашиваешь? – Евсей Наумович не сводил глаз с губ Лизы.

– Жду, когда сам расскажешь, – свободной рукой Лиза подперла щеку. – Если найдешь нужным.

– Твой Зусь оказался не так уж и бескорыстен, – Евсей Наумович продолжал сжимать стакан. – Хоть и хваткий адвокат, как мне кажется.

– Почему он должен быть бескорыстен? – перебила Лиза. – Это его заработок.

– Он твой приятель. А мы с тобой, вроде, знакомы. Лиза засмеялась и покачала головой.

– Так ты что ж? На чужой кобыле хочешь в рай въехать? Ай да Сейка! Не думала.

Евсей Наумович почувствовал неловкость.

– Так вот, он не мой приятель, – продолжала Лиза, – я даже не помню его лица. А с тобой мы не только «вроде знакомы»… И что за намеки, Сейка? У тебя плохое настроение? Тогда лучше помолчим.

Лиза ссутулила плечи и склонилась над столом. В светлых прямых волосах мелькнул язычок шпильки-амулета. «Как она проводит свое время, чем занимается, когда не рядом? Хлопочет о своей новой квартире?» Евсей Наумович не впервые задавался этим вопросом. Не слишком ли далеко зашли их отношения? Но потеряй он сейчас Лизу, одиночество окончательно поглотит его, приведет к депрессии.

Страх и нервное возбуждение развязали язык Евсея Наумовича. «Ну что… ну что… я ждал этого Зуся часа два, не меньше, наконец он заявился». Евсей Наумович сжимал остывший стакан, точно тот прирос к поверхности столика и сдвинуть его не представлялось возможным. А темный пушок на пальцах вздыбился как металлическая стружка в магнитном поле. Лизе так и хотелось дотронуться до них, пригладить, уложить. Но любое прикосновение могло сейчас быть истолковано как фальшивое сочувствие. Однако именно этого внимания, пусть фальшивого, и не хватало сейчас Евсею Наумовичу, одинокому мужчине преклонного возраста. Он пересказывал разговор с адвокатом со всеми подробностями. Помянул даже помощницу Зуся с тощими ногами и ямочкой на щеке. Как, вернувшись в офис, помощница долго искала бланк договора. А заполнив, перепутала какие-то данные и вызвала недовольство Зуся.

Лиза с удивлением поглядывала на Евсея Наумовича – неужели так важно останавливаться на такой чепухе? Евсей Наумович нервно пояснил, что важна каждая деталь. Вдруг возникнет неожиданная идея.

По мере рассказа Евсей Наумович физически чувствовал успокоение, точно перекладывал на Лизу часть своей ноши. А умолкнув, наклонился к столу, приблизил губы к стакану и сделал глоток.

– Совсем холодный, – пробормотал он.

– Ты бы еще полчаса проволынил.

– Я не волынил. Я рассказывал о важных для меня…