Сезон гроз
Шрифт:
— Хватит. — Ведьмак смотрел на черные пятна крови, которые до сих пор были видны на березовых пнях. — Хватит, Пинети.
— Ты должен знать, с кем… с чем имеешь дело.
— Уже знаю.
— Еще одна последняя деталь. Не досчитались тел. У всех убитых были отрезаны головы. Их сложили в пирамиду, здесь, в этом самом месте. Голов было пятнадцать, а тел тринадцать. Два тела исчезли.
— Почти таким же образом, — продолжил чародей после короткой паузы, — расправились с жителями в двух других селениях: Тисах и Каблонках. В Тисах погибли девять человек, в Каблонках двенадцать. Я возьму тебя туда завтра. Сегодня мы заедем еще в
— У меня вопрос.
— Да.
— Нужно было обязательно прибегать к шантажу? Не верили, что я по своей воле приеду в Риссберг?
— Мнения разделились.
— Засадить меня в тюрьму в Кераке, потом отпустить, но продолжать угрожать судом, чья это была идея? Кто до этого додумался? Коралл, правда?
Пинети посмотрел на него. Долго смотрел.
— Правда, — признался он, наконец. — Это была ее идея. И ее план. Посадить тебя, потом освободить, угрожать. И в конце сделать так, чтобы преследование было прекращено. Она сделала это сразу же после твоего отъезда, ты уже чист, как слеза. Еще вопросы есть? Нет? Тогда поехали в Новую Смолярню, полюбуешься на деготь. Потом откроем телепорт и вернемся в Риссберг. Вечером, я бы еще хотел выбраться на свою речку с удочкой. Поденки роятся, форель жирует… Рыбачил когда-нибудь, ведьмак? Тебе нравится рыбалка?
— Рыбачу, когда рыбки захочется. Всегда вожу с собой шнур.
Пинети долго молчал.
— Шнур, — наконец произнес он странным тоном. — Леска, утяжеленная кусочками свинца. С множеством крючков. На которых насаживают червей.
— Да. А что?
— Ничего. Просто так спросил.
Ведьмак ехал в Сосницу, еще один поселок углежогов, когда лес вдруг затих. Умолкли сойки, сорочий стрекот как ножом отрезало, внезапно прекратил стучать дятел. Лес застыл в ужасе.
Геральт пустил кобылу в галоп.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Смерть — наш вечный попутчик… Она всегда находится слева от нас на расстоянии вытянутой руки… Единственный по-настоящему мудрый советчик, который у нас есть, — это смерть. Каждый раз, когда ты чувствуешь, как это часто с тобой бывает, что все складывается из рук вон плохо и ты на грани полного краха, повернись налево и спроси у своей смерти, так ли это. И твоя смерть ответит, что ты ошибаешься, и что кроме ее прикосновения нет ничего, что действительно имело бы значение. Твоя смерть скажет: «Но я же еще не коснулась тебя!»
Угольная куча в Соснице была построена недалеко от вырубки, углежоги использовали древесные отходы, оставшиеся после рубки. Выжигание началось здесь недавно, из верхней части купола, как из кратера вулкана, бил столб желтоватого и очень вонючего дыма. Запах дыма не перебивал парящего над поляной зловония смерти.
Геральт соскочил с коня. И выхватил меч.
Первый труп, без головы и обеих ног, он увидел рядом с угольной кучей, кровь забрызгала покрывающую бугор землю. Чуть дальше лежали еще три тела, изуродованные до неузнаваемости. Кровь впиталась в лесной песок, оставив темные пятна.
Ближе к середине поляны, возле обложенного камнями костра, лежали еще два трупа — мужчина и женщина. У мужчины было разорвано горло, разодрано до такой степени, что были видны шейные позвонки. Верхняя часть тела женщины лежала в костре, в золе, и была облеплена кашей из перевернутого котелка.
Немного дальше, возле поленницы, лежал ребенок, мальчик, лет, может, пяти. Он был разорван пополам.
Кто-то или, скорее, что-то схватило его за обе ножки и разорвало.
Он увидел следующий труп, у него был вспорот живот и вытянуты кишки. На всю длину, около сажени толстых кишок и больше трех саженей тонких. Кишки ровной глянцевой голубовато-розовой линией тянулись от трупа к шалашу из хвойных ветвей, исчезая внутри.
Внутри, на простой подстилке, лежал на спине худощавый мужчина. Сразу бросалось в глаза, что он здесь чужой. Богатая одежда была вся в крови, буквально пропитана ею. Но ведьмак не заметил, чтобы кровь хлестала, струилась или вытекала из какого-либо из основных кровеносных сосудов.
Геральт узнал его, несмотря на покрытое засохшей кровью лицо. Это был тот самый длинноволосый, стройный и немного женоподобный красавчик, Сорель Дегерлунд, Геральту представляли его на аудиенции у Ортолана. Только там он был одет, подобно другим чародеям, в парадный плащ и вышитый дублет, сидел среди других чародеев за столом и смотрел на ведьмака, как и остальные, с плохо скрываемой враждебностью. А теперь он лежал без сознания в шалаше углежогов, весь в крови, и на запястье его правой руки была накручена человеческая кишка. Вытянутая из распоротого живота трупа, лежащего почти в десяти шагах от него.
Ведьмак проглотил слюну. Подумал, может, зарубить его, пока он без сознания? Этого ожидали Пинети и Цара? Убить одержимого? Ликвидировать гоэтиста, развлекавшегося вызовом демонов?
От размышлений его отвлек стон. Сорель Дегерлунд, похоже, приходил в сознание. Он приподнял голову, застонал, снова упал на подстилку. Сел, повел вокруг затуманенным взглядом. Увидев ведьмака, он открыл рот. Посмотрел на свой испачканный кровью живот. Поднял руку. Увидел, что он в ней держит. И начал кричать.
Геральт посмотрел на купленный Лютиком меч с позолоченной гардой. Потом на тонкую шею чародея. На вздувшуюся на ней вену.
Сорель Дегерлунд оторвал и отбросил прилипшую к руке кишку. Он перестал кричать, только постанывал, его трясло. Он встал, сначала на четвереньки, потом на ноги. Выбрался из шалаша, огляделся, завизжал и бросился бежать. Ведьмак схватил его за шиворот, удержал на месте, потом сбил на колени.
— Что… тут… — бормотал Дегерлунд, дрожа всем телом. — Что это… Что здесь… Случилось?
— Я думаю, ты сам знаешь, что.
Чародей громко сглотнул.
— Как… Как я сюда попал? Ничего… Я ничего не помню… Я ничего не помню! Ничего!
— В это трудно поверить.
— Инвокация… — Дегерлунд схватился за лицо. — Я его призвал… Он появился. В пентаграмме, в меловом кругу… И вошел. Он вошел в меня.
— Видимо, это было не в первый раз, да?
Дегерлунд зарыдал. Как-то театрально, Геральт не мог избавиться от такого ощущения. Он пожалел, что не застиг одержимого прежде, чем демон его покинул. Это сожаление — Геральт отдавал себе в этом отчет — было не очень рациональным, он знал, насколько опасной могла быть схватка с демоном, он должен был радоваться, что тот бежал. Но он не радовался. Потому что, по крайней мере, тогда он бы знал, как поступить.