Сезон гроз
Шрифт:
— Согласно договору мне полагаются десять процентов от итога аукциона. Расходы — это твое дело. И только твои проблемы.
— Что ты мне тут…
Антея Деррис глянула на него. Этого было достаточно. Между Антеей и ее отцом не было большого сходства. Но посмотреть Антея умела в точности так же, как ее отец. Как Пирал Пратт. Муус сжался под ее взглядом.
— Из суммы, подлежащей выплате, — дала она клерку указание, — прошу выдать банковский чек на четыреста крон. Я знаю, что банк взимает комиссионные, я с ними согласна.
— А мои деньги наличными! — чиновник магистрата указал на большой кожаный ранец, который притащил
— Это значительная сумма, — клерк встал. — Пожалуйста, подождите.
Выходя из конторки, клерк только на мгновение приоткрыл дверь в заднюю комнату, но Антея готова была поклясться, что в это мгновение она увидела черноволосую женщину, одетую в черное и белое. Она почувствовала дрожь.
— Спасибо, Мольнар — сказал Йеннифэр. — Я не забуду эту услугу.
— За что спасибо? — Мольнар Джианкарди улыбнулся. — Что я такого сделал, какая там услуга? То, что купил на аукционе указанный мне лот? Заплатив деньгами с твоего личного счета? Или, может быть, что отвернулся, когда ты минуту назад произносила заклинание? Я отвернулся, чтобы посмотреть через окно на ту посредницу, когда она уходила, изящно покачивая тем и этим. Дамочка в моем вкусе, не скрою, хотя человеческими женщинами не увлекаюсь. Твое заклинание ей тоже… умножит проблемы?
— Нет, — ответила чародейка. — С ней ничего не случится. Она взяла чек, а не золото.
— Понятно. Мечи ведьмака, я полагаю, заберешь сразу? Они ведь для него…
— Все, — закончила Йеннифэр. — Он связан с ними предназначением. Я это знаю, знаю, конечно. Он говорил мне. И я даже начинала верить. Нет, Мольнар, я сегодня не заберу мечи. Пусть они остаются в кладовой. Вскоре я пришлю за ними кого-нибудь от моего имени. Я уезжаю из Новиграда прямо сегодня.
— Я тоже. Еду в Третогор, проверю заодно там местный филиал. Потом вернусь к себе, в Горс Велен.
— Ну, еще раз спасибо. Прощай, краснолюд.
— Прощай, чародейка.
ИНТЕРЛЮДИЯ
— Тебя запрещено впускать, — сказал вышибала Тарп. — Ты это хорошо знаешь. Сойди с лестницы.
— А это ты видел, хам? — Никефор Муус со звоном потряс пузатым денежным мешком. — Видел в жизни столько золота сразу? Прочь с дороги, господин идет! Богатый господин! Посторонись, холоп!
— Впусти его, Тарп! — Из аустерии появился Фебус Равенга. — Я не хочу шума, гости беспокоятся. А ты смотри. Один раз ты меня обманул — второго раза не будет. Лучше бы, чтобы в этот раз у тебя было чем заплатить, Муус.
— Господин Муус! — чиновник оттолкнул Тарпа. — Господин! Смотри, с кем говоришь, трактирщик.
— Вина! — закричал он, развалившись за столом. — Самого дорогого, какое есть!
— Самое дорогое, — отважился ответить официант, — стоит шестьдесят крон…
— Тащи сюда! Подать целый кувшин, мигом!
— Потише, — увещевал его Равенга. — Потише, Муус.
— Не затыкай мне рот, крохобор! Жулье! Выскочка! Кто ты такой, чтобы затыкать меня? Вывеска позолоченная, а к сапогам навоз пристал! Говно всегда останется говном! Смотри сюда! Ты видел в жизни столько золота сразу? Ты видел?
Никефор Муус полез в мешок, вытаащил горсть золотых монет и размашистым жестом бросил их на стол.
Монеты разбрызгались коричневой жижей. Вокруг разнесся отвратительный запах экскрементов.
Гости аустерии «Natura Rerum» вскочили с мест, помчались к выходу, кашляя и закрывая носы салфетками. Официант согнулся в рвотном позыве. Кто-то кричал, кто-то ругался. Фебус Равенга не дрогнул. Он стоял, как статуя, скрестив руки на груди.
Муус, ошеломленный, тряс головой, тер выпученные глаза и смотрел на смердящую кучу на скатерти. Наконец очнулся, полез в мешок. И вытащил оттуда руку, полную густой субстанции.
— Ты прав, Муус, — сказал Фебус Равенга ледяным голосом, — Говно всегда будет говном. Во двор его.
Чиновник магистрата даже не сопротивлялся, когда его тащили, он был слишком ошеломлен случившимся. Тарп притащил его к отхожему месту. По знаку Равенги слуги сняли деревянную крышку клоачной ямы. Увидев это, Муус ожил, начал верещать, упираться и брыкаться. Но это ему не сильно помогло. Тарп подтащил его к яме и сбросил вниз. Молодой человек плюхнулся в жидкие испражнения. Но не утонул. Выпрямил руки и ноги и не тонул, поддерживаемый на поверхности месива благодаря брошенным туда пучкам соломы, тряпкам, палкам и мятым страницам, вырванным из различных ученых и благочестивых книг.
Фебус Равенга снял со стены сарая деревянные вилы для сена, изготовленные из расщепленной на конце жерди.
— Говно было, есть и останется говном, — сказал он. — И всегда в конечном итоге в говно попадает.
Он навалился на вилы и окунул Мууса. С головой. Муус с плеском выбрался на поверхность, рыча, кашляя и отплевываясь. Равенга позволил ему немного покашлять и набрать воздуха, после чего затопил его снова. На этот раз действительно глубоко.
Повторив эту операцию несколько раз, он бросил вилы.
— Оставьте его там, — приказал он. — Пусть сам выбирается.
— Это будет нелегко, — оценил Тарп. — И немного затянется.
— И пускай затянется. Спешить некуда.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
A mon retour, he! je m’en desespere,
Tu mas recu d’un baiser tout glace. [4]
На рейд на всех парусах входила новиградская шхуна «Пандора Парви», поистине прекрасный корабль. Красивый и быстрый, подумал Геральт, спускаясь по трапу на оживленную набережную. Он видел эту шхуну в Новиграде, наводил справки, узнал, что она выходит из Новиграда на целых два дня позже, чем галера «Стинта», на которой он прибыл. Несмотря на это, она достигла Керака практически в то же время. Может быть, стоило подождать и отправиться на этой шхуне, подумал он. А за два дополнительных дня в Новиграде, кто знает, возможно, удалось бы раздобыть какую-то информацию?
4