Сезон Хамелеона
Шрифт:
– Как же вы умопомрачительны, София Львовна!!! – варвар принялся губить великолепный сад, что есть мочи… И зашумели травы, и взвился пчелиный рой, и стала осыпаться листва, не увяданием тронутая, но силою внешней… И застучали топоры, и щепки брызгами полетели вокруг, и тревожно завизжали пилы на разные голоса, переплетаясь с грохотом падающих деревьев…И возник из бревен курган посреди уже не цветущего сада, и прилетевшие, откуда ни возьмись, искры возбудили пламя, которое стало разгораться всё сильнее и сильнее, пока не достигло небес…И начался звездопад, и нимфа принялась загадывать желания,
–Джин-тоника хочешь? –спустя какое-то время я вспомнил, что захватил с собой несколько банок и, не одеваясь, пошёл искать сумку – «выкать» было уже неинтересно…
– Павлуш, мне так хорошо с тобой, – Соня тоже машинально прекратила игру, – ты даже не представляешь, как хорошо…
– Конечно! Наобещал тут тебе с три короба, – хихикнул я, обнаружив, что входную дверь мы, унесённые страстью с порога на кровать, забыли закрыть, а сумка моя так и осталась валяться на лестничной площадке.
– Паш, ты куда?! –хозяйка, услышав дверной хлопок, испугалась, что я ушёл и даже подпрыгнула на кровати.
– Да здесь я, здесь! Дверь закрывал. Может, нас с тобой кто-нибудь видел? Или слышал…У тебя соседи по парадной любопытные? – одну из принесенных банок я, вернувшись в комнату, аккуратно поставил на тумбочку рядом с кроватью.
– А я никого и не знаю… Квартира же у меня съёмная, – подруга слегка смутилась, глядя в мои подозрительно-заговорщические глаза.
– Да ладно, расслабься, – я расплылся в улыбке, – даже если и застукали, то фигня! Кто не смотрелпорнушку хотя бы раз в жизни? Главное, люди порядочные – джин-тоник вот не сперли!
– Как ты можешь употреблять такие слова? В учреждении культуры, насколько помню, служишь, – содержимое прикроватной банки ручейком полилось в прелестный ротик.
– Имеешь в виду слово «джин-тоник»? – очарованный утоляющей жажду хозяйкой я решил не отставать и тоже пригубил порцию нашего традиционного напитка.
–Дурак, – Соня улыбалась почему-то редко, хотя, в такие моменты, довольно выгодно для неё выглядывали очаровательно ровные зубки, а ямочки на щеках заслуживали кисти живописца. – Блин! У меня и еды,кажется, никакой нет! Ё-моё!! Просила же предупреждать, когда приезжаешь!! – женщина-арт-обьект резво кинулась к холодильнику.
– Ты вот, Сонечка, всё меня упрекаешь в неучтивости, асама только что употребила несколько, я бы даже сказал, весьма бранных слов для нашей изысканной беседы, – настроение моё улучшалось с каждой минутой, ия, вслед за потенциальной натурщицей, прошёл в кухню.
– В эмоциональном порыве подобные слова обретают художественный смысл! – содержимое холодильника хозяйку этого дома явно не устроило, и она принялась рыться в кухонных ящиках. – А! Вот картошка есть! Повезло тебе, наглый простолюдин! Сейчас пожарю…
Говорят, человек счастлив всегда «задним числом». Ну, то есть, мы обычно признаёмся, что нам было хорошо тогда-то и тогда-то… А вот если научиться эти короткие (увы!) моменты фиксировать в настоящем времени, то
Богатырский глоток джин-тоника и вкрадчиво зазвучавшая на магнитофоне Далида бескорыстно продлевали зыбкий необыкновенный момент. Соня очень любила французскую эстраду разных лет и сама довольно неплохо знала язык Мольера, что однажды нас и сблизило, хотя мне было понятно только значение слов bonjour и orevoir. Просто когда-то в студенчестве я вызубрил Unevied’amour Азнавура по просьбе моей однокурсницы, чтобы помочь ей на экзамене по вокалу в театральном институте. Чем, впоследствии, разбил не одно женское сердце, и Соня не стала исключением…
– А Гриша Каштанов как поживает? – заботливые женские руки сервировали скудноватый, но милый сердцу стол.
– Да ничего… «Уловку» вот нашу несчастную домучили, наконец, – тот самый короткий счастливый момент стал постепенно угасать…
– Почему несчастную? Гриша может вытащить любой, даже самый безнадёжный спектакль, – подруга моя, будучи театроведом, написала о каштановских ролях несколько рецензий
и пару раз брала у него интервью.
– Гриня вытаскивает только свою роль, а спектакль тянуть приходится моему главному герою, – поймал я себя на серьёзе и, в надежде на смену темы разговора, сделал ещё один гигантский глоток из банки.
– Ну ладно, потом посмотрю, – строгая театроведка была каштановской фанаткой, а я, как актёр, интересовал её куда меньше, – подожди, а почему вдруг эта слабая пьеса? Вы же «Бег» репетировали! Я даже представляю, каким Гриша будет Чарнотой – так и не терпится написать! Скорей бы!
– А о Хлудове тебе не хочется написать? –я, разумеется, был в курсе, что у них с Гриней едва не случился роман, но ревности, слава богу, по этому поводу не ощущал. Тем более, то обстоятельство, что у моего друга имелись в наличии жена с дочкой, и он однолюб, не оставляли Соньке никаких шансов на близость с любимым актёром.
–Безусловно напишу, Павлуша! О чём ты говоришь! Вы уж только не тяните с выпуском!
Однажды Соня после какого-то спектакля пришла к Грине в гримёркус цветами. В это самое время у нас начиналось застолье (довольно частое явление, поэтому повода не помню), Каштан тут же предложил ей присоединиться к нашей компании и познакомил со своим только что разведённымдругом, коим оказался я. Назвать это мероприятие пьянством не повернулся бы ни один язык, ибо весь остаток вечера не смолкали шутки, стихи и песни, и, в определённый момент, я исполнил Азнавура. Дело было в шляпе… Вот и теперь джин-тоник являлся не самоцелью, а лишь дополнением к неподражаемому голосу Далиды из магнитофона. Но хрупкий, божественный миг счастья, будто бы в наказание, испарился, едва мы непростительно завели разговор о театре, и необходимо было колдовать снова.