Сезон Маршей
Шрифт:
На Брансуик-стрит дорогу седану преградил фургон.
Моррис коротко посигналил, но фургон не сдвинулся с места. На девять было назначено собрание, опаздывать на которое ему никак не хотелось. Он посигналил еще раз, уже настойчивее, требовательнее, но водитель фургона по-прежнему не реагировал.
Моррис выключил музыку. Дверца фургона открылась, и из машины вышел мужчина в кожаной куртке. Моррис опустил стекло, но незнакомец остановился напротив «воксхолла» и выхватил пистолет.
Перед самым полуднем редакция новостей «Белфаст Телеграф» напоминала сумасшедший дом. Репортеры самой влиятельной
В 12:05 телефон на редакционном столе зазвонил. Трубку снял младший редактор Кларк.
— Редакция «Телеграф», — крикнул он, перекрывая шум.
— Будь внимателен, потому что повторять не стану, — сказал звонивший. Мужской голос, спокойный, властный, отметил про себя Кларк. — Я представляю Бригаду Освобождения Ольстера. Сегодня, во исполнение приказа военного совета Бригады, было совершено убийство Йена Морриса. Ольстерские юнионисты предали интересы протестантского народа Северной Ирландии, поддержав соглашения Страстной пятницы. Бригада Освобождения Ольстера продолжит эту кампанию до тех пор, пока названные соглашения не будут аннулированы. — Звонивший сделал паузу, потом спросил: — Ты все записал?
— Да, все.
— Хорошо, — сказал голос, и связь прервалась.
Кларк выпрямился и крикнул:
— Есть заявление по Йену Моррису!
— Кто?
— Бригада Освобождения Ольстера. Господи, протестанты убивают протестантов.
Глава двенадцатая
Шелтер-Айленд, Нью-Йорк
Элизабет встретила мужа у терминала «Бритиш Эйруэйз» в аэропорту имени Кеннеди. Тело ныло — три долгих перелета за три дня, — и Майкл впервые за много недель ощутил тупую, тянущую боль в груди, там, где о ранении остался небольшой шрам. Во рту пересохло от сигарет и дешевого растворимого кофе. В ответ на крепкие объятия Элизабет он смог лишь мимолетно коснуться губами ее уха. Садиться за руль в таком состоянии не стоило, но безделья Майкл боялся еще больше. Он поставил сумку в заднее багажное отделение, рядом с упаковкой памперсов и коробкой «симилака», и вернулся на переднее сидение.
— Ты вроде бы загорел, — заметила Элизабет, когда машина свернула на автостраду. Майкл включил радио и перенастроился со станции современного рока, которую всегда слушала жена, на информационный канал, чтобы быть в курсе дорожных новостей. — Должно быть в Лондоне тебе необычайно повезло с погодой.
— Я не все время был в Лондоне.
— Вот как? А где же ты, черт возьми, был?
— Заглянул на денек в Каир?
— Заглянулна денек в Каир? Какое отношение имеет Каир к Северной Ирландии?
— Никакого. Нужно было повидаться с одним старым приятелем. По делу.
— Какому делу?
Он не ответил.
— Послушай, ты же больше на них не работаешь, так что плевать на инструкции и директивы. — Ее голос звучал холодно и напряженно. — Я хочу знать, зачем ты летал в Каир.
— Давай поговорим об этом позже, ладно? — предложил
— Боже, Майкл, посмотрел бы ты на себя со стороны. Как будто вернулся домой с оперативного задания и не можешь рассказать, где был и что делал.
— Я обо всем тебе расскажу. Только не здесь и не сейчас.
— Ладно, дорогой, я рада, что ты вернулся. — Элизабет отвернулась. — И, между прочим, отлично выглядишь. Загар тебе всегда был к лицу.
К тому времени, когда они добрались до острова, Дуглас уже спал. Элизабет и няня уложили детей. Майкл прошел в спальню и разобрал вещи. Волосы сохранили запах Каира — дизельного топлива, пыли, дыма, — и он принял душ, а когда вернулся в комнату, Элизабет уже сидела за туалетным столиком — вынимала из ушей сережки и стягивала с пальцев кольца. Было время, когда она проводила перед зеркалом час и даже больше, любуясь собой, получая удовольствие от того, что могла довести свою внешность почти до совершенства. Теперь руки ее двигались быстро, в движениях не чувствовалось радости — она как будто работала на конвейере. После отставки Майкл ничего не делал в спешке, и торопливость других вызывала у него недоумение.
— Зачем ты летал в Каир? — спросила Элизабет, ожесточенно расчесывая волосы.
— Пару дней назад там застрелили руководителя «Хамаса».
— Да, Ахмеда Хусейна. Я читала об этом в «Таймс».
— В деле было кое-что, показавшееся мне любопытным. Вот я и решил постучать в старые двери.
Майкл рассказал жене о встрече с Юсефом Хафезом. Рассказал о моссадовской команде и о наблюдении, которое вели за ними египтяне. Потом рассказал о видеопленке.
— Я хочу ее посмотреть.
— Элизабет, на ней убивают человека; это не спектакль.
— Я уже видела, как стреляют в людей.
Майкл вставил кассету в видеомагнитофон. Экран осветился. Уличная сценка — бородатые, в длинных рубахах мужчины выходят из мечети. Через несколько секунд в кадре появляется мчащийся на большой скорости мотоциклист. У ступенек он вдруг сбрасывает скорость, останавливается… рука поднимается… Несколько выстрелов… пистолет с глушителем, и звук едва слышен. На белой рубахе невысокого бородатого мужчины проступают алые пятна крови. Человек на мотоцикле стреляет еще два раза — одному охраннику в грудь, другому — в горло. Рев мотора… и мотоциклист исчезает из виду. Майкл остановил кассету.
— Господи, — прошептала Элизабет.
— Думаю, это мог быть он, — сказал Майкл. — Октябрь.
— Почему ты так думаешь?
— Я уже видел, как он обращается с оружием. Каждое движение отработано, доведено до совершенства. Я знаю его почерк.
— И все равно сказать наверняка нельзя — лица-то ведь не видно, на нем шлем. По-моему, запись ничего не доказывает.
— Может быть, да, а может быть, нет.
Майкл отмотал пленку назад. Живой Ахмед Хусейн снова появился на экране. Потом в кадре возник мотоциклист. Вот он остановился и вскинул руку… Майкл нажал кнопку «пауза», и киллер застыл с наведенным на первую жертву оружием. Майкл подошел к шкафу, открыл дверцы, снял с верхней полки небольшую коробку и достал из нее пистолет.