Сезон Маршей
Шрифт:
— Это еще что такое?
— Пистолет. Тот самый, который он уронил в воду в ту ночь. Девятимиллиметровая «беретта». Не уверен на все сто, но похоже, киллер в Каире пользовался таким же.
— Твое похожевряд ли можно назвать неоспоримым доказательством.
— Он выронил пистолет, потому что я ранил его в руку. — Майкл постучал пальцем по экрану. — В правую руку. Ту, в которой он держит оружие.
— К чему ты клонишь?
— Я стрелял в него из автоматического «браунинга». Пуля, скорее всего, прошла навылет, перебив кости. После нее остался страшный шрам. Если я найду шрам на этой руке, то буду знать наверняка.
— Увидеть шрам на руке с такого расстояния?
— В Управлении есть компьютерное оборудование, позволяющее рассмотреть мельчайшие детали видеозаписи. Я прогоню эту пленку…
Элизабет поднялась и выключила телевизор.
— И что? Что если это он? Пусть он жив и снова убивает — нам-то какое дело?
— Я просто хочу знать.
— Он ничего не может нам сделать. Посмотри на наш дом — твои друзья из Управления превратили его в крепость. И не притворяйся, что водитель, которого ты нанял для меня в Нью-Йорке, не из ЦРУ.
— Он не из ЦРУ. Просто выполнял для нас кое-какую работу.
— У него есть оружие?
— Это имеет для тебя какое-то значение?
— Не уходи от ответа. Так у него есть оружие?
— Да, у него есть оружие. Я попросил его об этом.
— Боже мой, — вздохнула Элизабет и выключила свет.
Она легла и натянула на себя одеяло. Майкл лег рядом.
— Все кончено, Майкл. Все позади. Тебе не о чем беспокоиться.
— Ничего не кончено, пока я знаю, что он жив.
— Однажды я уже едва не потеряла тебя. Помнишь? Ты лежал у меня на руках, и я молилась, чтобы ты не умер. Ты истекал кровью прямо на моих глазах. Я не хочу проходить через весь этот ужас еще раз.
Майкл повернулся и поцеловал жену. Ее губы не дрогнули, не ответили. В темноте вспыхнула спичка, и он почувствовал запах сигареты.
— Все дело в ней, да? В Саре Рэндольф. Прошло десять лет, а ты никак не можешь ее забыть. Ты одержим ею.
— Нет.
— Ты одержим желанием отомстить за ее смерть.
— К Саре это не имеет никакого отношения. Дело в нас. Он ведь и нас пытался убить.
— Ты лжешь, Майкл. Но врать не умеешь. — Она раздавила сигарету в стоящей на тумбочке пепельнице и выдохнула длинную струйку дыма. — Не понимаю, как тебе удавалось столько лет работать шпионом.
Окна спальни выходили на север и запад, так что проснулись они только в восемь утра, вместе с несмелым зимним рассветом.
Дети не спали, и кто-то из них — Майкл не смог определить, кто именно — плакал. Элизабет села, отбросила одеяло и опустила ноги на пол. Спала она плохо, беспокойно, и глаза к утру опухли, потемнели. Не говоря ни слова, она вышла из комнаты и спустилась вниз.
Майкл полежал еще немного, вслушиваясь в доносящиеся из детской тихие воркующие звуки, потом встал и прошел в маленькую гостиную. Дуглас, уходя, оставил на столе вакуумный термос с кофе и сложенную пополам «Нью-Йорк Таймс». Так у них было заведено — Дуглас всегда поднимался первым и готовил на всех кофе.
Майкл налил чашку и развернул газету. Убийство Ахмеда Хусейна, как и следовало ожидать, отозвалось вспышкой насилия на Западном Берегу. Израильское правительство пригрозило направить войска на контролируемые палестинцами территории. Мирный процесс снова оказался под угрозой срыва. В Белфасте террористы застрелили известного протестантского деятеля. Ответственность за убийство взяла на себя Бригада Освобождения Ольстера.
Через полчаса они шли по проложенной через заповедник Машомак скользкой, петляющей между деревьями тропинке. Дуглас прокладывал путь. Высокий, плотный, тяжелый и совсем не приспособленный для пеших прогулок, он тем не менее держался довольно уверенно.
За ночь дождь ушел в сторону моря, и в небе, подернутом перистыми облаками, светило неяркое белое солнце. Было очень холодно, и уже через несколько минут Майкл чувствовал себя так, словно легкие наполнились битым стеклом. Зима стерла с окружающего ландшафта почти все краски. В одном месте на глаза им попались с полдюжины белохвостых оленей, которые, привстав на задние ноги, обдирали с деревьев кору.
— Фантастика, да? — заметил Дуглас и, не дождавшись от своего спутника ответа, недовольно покачал головой. Майкл не находил в природе особенной красоты, и вид какой-нибудь укромной улочки в Венеции доставлял ему куда большее удовольствие, чем созерцание залива Лонг-Айленд. Леса и воды вызывали у него скуку. Люди же пробуждали интерес, интриговали, потому что он не доверял им и в случае опасности мог их перехитрить.
Пока шли по каменистому берегу бухты Смита, Майкл рассказывал тестю о Бригаде Освобождения Ольстера. Дуглас Кэннон слушал его не перебивая на протяжении не менее четверти часа, а потом еще минут десять задавал вопросы.
— Мне нужен прямой и честный ответ. По-твоему, я подвергнусь физической опасности, если соглашусь взяться за эту работу?
— На мой взгляд, Бригада Освобождения Ольстера достаточно ясно заявила о своих намерениях. Они считают врагами все стороны мирного процесса и готовы покарать их. До сих пор в стороне оставался один из самых важных игроков — Штаты. Ни республиканцы, ни лоялисты пока не убили ни одного американца. Но теперь правила изменились.
— Я провел в Вашингтоне двадцать лет, но так ни разу и не получил недвусмысленного ответа ни от одного шпиона.
Майкл рассмеялся.
— Это же не точная наука. Оценки разведчиков основываются в том числе на предположениях и догадках. Нам ведь недоступна вся информация.
— Иногда мне кажется, что тот же результат можно получить обрывая лепестки на ромашке.
Дуглас остановился и повернулся в сторону бухты. Лицо его раскраснелось от холода и ветра. Вода в бухте имела цвет десятицентовика. На середине узкого канала устало сражался с течением полупустой паром.
— Послушай, Майкл, я хочу вернуться на сцену. Я хочу, черт возьми, воспользоваться этим последним шансом. Не каждому выпадает случай войти в историю. К тому же предложение звучит особенно соблазнительно для такого старика-профессора, как я. Пусть даже придется поработать на этого сукина сына Бекуита.