Сезон тропических дождей
Шрифт:
— Вы опять улыбаетесь этим Серебряным Рукам? — пожурил ее Антонов, испытывая легкую обиду.
— Нет! Это Серебряные Руки улыбаются мне, — спокойно пояснила она. — Я им только отвечаю.
Когда, одолев ужин, Антонов с Верой встали и направились к выходу, из-за стола вдруг поднялся один из двух брюнетов. Поклонился проходящей мимо Вере и сказал:
— Благодарю вас, мадам, за то, что вы оказали мне честь присутствовать на моем концерте.
Вера густо покраснела, будто ее уличили в чем-то запретном.
—
Он ободрил ее улыбкой!
— Я вас приметил в зале, мадам. Вы сидели, кажется, в восьмом ряду?
— В девятом… — почти прошептала Вера, пораженная таким вниманием знаменитости.
Когда они оказались на улице, Антонов взял Веру под руку:
— Оказывается, вы присутствовали на его концерте! И даже были замечены великим человеком. Поздравляю!
Вера не ответила, в радостной задумчивости переживая случившееся.
— Много наших пришло на концерт?
Она с трудом оторвалась от своих мыслей!
— Что вы? Наших! Нет! Только торгпред с женой. Ну, и… я. Никто не хотел. Билеты — одно разорение!
— Но вы все же купили!
— Купила… — Она словно оправдывалась. — Как не пойти, Андрей? Такой редкий случай!
Когда они подъезжали к городу, Антонов вдруг спросил:
— А что, цепочки с африканской маской в моде?
— Конечно! — живо отозвалась Вера. — Знаете, как красиво на вечернем платье! В Москве просто всем на зависть. Хотите купить жене?
— Не знаю. А вы, конечно, себе уже купили такую?
Вера покачала головой:
— Пока не пришлось.
— Дорого?
— Ага!
«Эксельсиор» на берегу океана — броско модернистское десятиэтажное здание, с ослепительно белыми пластиковыми стенами, похожее на многопалубный корабль, готовящийся выйти в открытый океан. На этом жарком берегу «Эксельсиор» был настоящим кондиционированным раем, доступным только состоятельным.
Мордастый швейцар у входа своим шитым золотом кителем, почти генеральской фуражкой и величественной фигурой напоминал бывшего диктатора тропической империи, а портье в безукоризненном черном смокинге с безукоризненными манерами наследного африканского принца на светском рауте.
— Мистер Антонов? — Портье взглянул в список на столе. — Да, да! Конечно, заказано! Вам с видом на океан или на город?
Он бросил быстрый оценивающий взгляд на стоящую поодаль от Антонова Веру:
— Есть прекрасный двухместный номер с видом на океан. — Портье ослепительно улыбнулся, снова взглянув на Веру. — Лежа в кровати, можно видеть, как идут в океане корабли. Мадам будет довольна.
Вера слегка покраснела, и Антонов про себя отметил, что краснеет Вера часто и откровенно, как школьница.
— Мне нужен одноместный номер, — сухо пояснил он, недовольный неуместной услужливостью портье.
— Одноместный есть только под номером тринадцать.
Антонов усмехнулся.
— Я триакайдекафобией не страдаю.
— Не понял, сэр? — наморщил лоб портье.
— Давайте тринадцатый! — согласился Антонов.
— А что это за мудреное слово вы произнесли? — поинтересовалась Вера, когда, получив ключ, он обернулся к ней.
— Триакайдекафобия. Боязнь цифры «тринадцать», — пояснил он с чувством превосходства, словно вознаграждая свое самолюбие за гитариста.
Пока вместе с подростком-носильщиком Антонов ходил к машине за чемоданом, Вера терпеливо ждала его, устроившись в мягком кресле в холле.
Кресло было глубокое, Вера утонула в нем, колени ее оказались чуть ли не на уровне подбородка. Подходя, Антонов невольно задержал взгляд на ее длинных ногах с чистой, покрытой легким загаром кожей. Подняв глаза, она вдруг перехватила этот откровенный взгляд и попыталась приподняться.
— Позвольте, мадам, помочь вам вылезти из этой поролоновой ямы! — непринужденно воскликнул Антонов, протягивая девушке руку. Легко извлек ее из кресла, но руку задержал в своей больше, чем было необходимо. Взглянул прямо в глаза:
— Зайдете? Покажу вам свой номер. Закажем хорошего вина, послушаем музыку…
На лицо ее набежала тень. Вера молча покачала головой, попыталась освободить руку.
— Ну? — упрямо настаивал он. — Я просто хочу показать вам свой номер с видом на океан…
И повторил, не зная зачем:
— Понимаете, с видом на океан!
Вера осторожно, словно боясь его обидеть, но решительно высвободила руку, мягко и даже печально проговорила:
— Не надо, Андрей! Не надо! Мне так было сегодня хорошо!
Антонов вдруг почувствовал усталость. Да и не удивительно: двести километров за рулем, встал до восхода.
Чемодан он распорядился отнести в номер, ключ отдал обратно портье. При этом Антонову показалось, что в глазах у напомаженного, с модными усиками, вертлявого портье, который, конечно, наблюдал его разговор с Верой, мелькнула усмешка.
До посольства ехали молча. Он хотел побороть внезапную хандру, но не мог.
Вера, чувствуя изменение в настроении спутника, первой нарушила молчание:
— У нас в посольстве сегодня фильм…
— Какой?
— Не знаю. Новый, говорят. Вчера с самолетом прислали.
Глядя вперед на высвеченную фарами дорогу, Антонов почувствовал, как Вера внимательно посмотрела на него. Осторожно спросила:
— Вы не останетесь, Андрей Владимирович?
Ага! Уже «Андрей Владимирович»!
— Не останусь. Занудство какое-нибудь. Разве в посольства присылают приличные фильмы?
— Как хотите… — Голос у Веры померк. — Только, пожалуйста, не уезжайте несколько минут. Я схожу к себе и принесу «Бурду» для Клавы.