Сезон тропических дождей
Шрифт:
В светлом, просторном кабинете президента позади массивного письменного стола распростерлось на стене трехцветное полотнище национального флага республики; справа от него из черной рамки печально смотрели мудрые настороженные глаза Патриса Лумумбы. Под портретом располагалась полка, заставленная книгами, которые, судя по всему, здесь не для красоты. На письменном столе — небольшой бюст Ленина, подаренный президенту год назад кубинской профсоюзной делегацией. В центре стола поблескивал черным лаком и серебром изящной росписи деревянный письменный прибор — дар президенту китайской делегации.
Президент усадил гостей в специально отведенном углу кабинета, где стояли прекрасные старинные кресла,
— Кофе или чай?
Посол потер ладони — вроде бы в предвкушении удовольствия:
— Я бы, товарищ президент, чайку, да покрепче!
Антонов понимал, что Кузовкину не так уж хочется чайку, просто посол стремится выражением простодушной непосредственности, товарищеской доверчивости еще больше укрепить благоприятную атмосферу, которая стала складываться с первых минут встречи. Послам приходится быть и артистами — на то они и послы.
Через несколько минут перед ними дымились чашки с кофе и чаем.
Президент взял со стола довольно потрепанную на вид папку.
— Вот любопытную бумагу мне сегодня показали, — сказал он, развязывая тесемки на папке. — Из архива бывшей французской жандармерии в Дагосе…
Раскрыл папку, осторожно полистал вложенные в нее странички желтоватой, ветхой на вид бумаги, задумчиво пробежал глазами по написанному на листах. При этом в его лице проступило что-то покойное, раздумчивое, доброе, и Антонов подумал, что сейчас президент похож на сельского учителя, который просматривает тетради своих питомцев.
— Я распорядился заняться, наконец, нашими архивами, — пояснил Абеоти. — Без памяти прошлого нет будущего. Попросил показать мне дела тех, кого преследовали колониальные власти. Вот одно, очень любопытное. Антуан Акоджину, бывший сенегальский стрелок, потом портовый служащий в Алунде, конторщик. В девятьсот девятнадцатом в Алунде, Дагосе и других городах побережья распространял листовки, восхваляющие победу Октябрьской революции и русские Советы! Представляете? В девятнадцатом году! За это был сослан в Центральную Африку на двенадцать лет…
— Интересно! Очень интересно! — живо откликнулся посол, искренне заинтересовавшийся сообщенным. — Западная пропаганда обвиняет нас в том, что марксизм мы в Африку экспортируем, а идеи марксизма, оказывается, давным-давно сами сюда проникали.
Президент кивнул:
— Вот-вот! И обо всем этом мы обязаны знать. Обязаны! — Озадаченно наморщил, лоб. — Нет у меня нужных для этого людей. Хочу попросить хотя бы студентов университета заняться архивами. Там еще многое нам неведомо. Изучая эти архивы, мы по-новому взглянем на наше прошлое, а оно вовсе не такое, каким представляли нам его колонизаторы. Вовсе не такое!
Антонов слово в слово переводил послу то, что говорил президент, хотя отлично знал, что посол в этой беседе понимал решительно все. Ему, Антонову, важно прежде всего хорошо запомнить беседу, желательно текстуально, чтобы потом подробно ее изложить на бумаге. В этой беседе имело значение не только то, что говорил президент, важно и то, как держался, в каком был настроении — все относится к политике и принимается в расчет. Настоящая дипломатия, как настоящая живопись, стремится при необходимости использовать всю палитру красок и оттенков во всех ее возможностях. Например, сейчас имело особый смысл то, что президент начал беседу не с главного, ради чего все они собрались в этом кабинете, а со второстепенного, но лично президента волнующего, и этим как бы раскрывал себя шире, чем требовали обстоятельства официальной встречи, подчеркивал, что стремится к беседе непринужденной, доверительной. Когда президент рассказывал
Пауза, которая вдруг наступила после того, как разговор о делах прошлого логически подошел к концу, свидетельствовала о том, что непринужденная светская увертюра завершена и пора переходить к главному.
Посол машинально отодвинул чашку чая, к которой почти не прикасался, легким кашлем прочистил горло и вдруг совсем уже другим, официальным тоном, с нужной в этом случае медлительностью начал:
— Мне поручено, товарищ президент, еще раз подтвердить вам то, что мое правительство неизменно стремится к дальнейшему расширению нашего дружеского сотрудничества. И прежде всего в деле оказания Асибии реальной и всесторонней помощи.
Посол говорил по-русски, и Антонов переводил максимально точно, стремясь передать не только смысл, но и приподнятость интонации в речи посла.
И если минуту назад президент напоминал собой непритязательного сельского учителя, сейчас вдруг выпрямился, расправил плечи, и теперь перед ними сидел в кресле военный человек, облеченный высокой властью. Его круглое, по-юношески пухлое лицо, которое ничуть не старили тоненькие, в шнурок, офицерские усики, популярные в Африке, теперь было бесстрастным. Президент сосредоточился и терпеливо ждал, когда окончится преамбула, его интересовало главное: что последует за обязательными в беседе на таком уровне высокопарными словами. Казалось, черное лицо Абеоти засветилось изнутри, когда утомительное вступление завершилось сообщением о том, что Москва распорядилась всю пойманную «Арктикой» в этом рейсе рыбу предоставить Асибии бесплатно в качестве дара республике, которая испытывает острые продовольственные трудности. Более того, в Москве положительно отнеслись к просьбе Асибии помочь ей в организации рыбного промысла на государственной основе. Республике будет передан на льготных условиях в аренду большой морозильный траулер «Арктика». Будет также оказана помощь в подготовке местных кадров для рыболовных судов. В связи с вышесказанным советская сторона готова заключить специальное соглашение на правительственном уровне…
Президент кивал каждой переводимой ему Антоновым фразе, белки его глаз отливали глянцем. Когда посол завершил свое выступление, Абеоти, не вставая, но порывисто — и в этом он был настоящим африканцем — простер над столом длинную руку и крепко пожал ответно протянутую руку Кузовкина.
— Спасибо! Вы даже не представляете, насколько эта весть радостна для нас, асибийцев.
И стал рассказывать о тяжелом продовольственном положении в стране, о подрывной работе реакции и западных транснациональных компаний. Последние делают все, чтобы максимально навредить республике. Например, бельгийцы только что закончили ремонт силовой подстанции, которая снабжает Дагосу током, и запросили за это откровенно грабительскую плату. Все прежние льготы отменили. «Вы строите социализм? Сами и платите за это». Пришлось платить. А с валютой у Асибии туго.
Дождавшись паузы в рассказе президента, посол заметил, что, как стало ему известно, реакция намерена встретить приход «Арктики» демонстрацией протеста: устроить в порту беспорядки, а в городе поджоги.
— Неужели такое возможно? — В вопросе посла звучало преднамеренное наивное удивление, рассчитанное на эмоциональный ответ. — Ведь повода нет протестовать!
Президент мрачно усмехнулся:
— Повод они найдут.
Помолчал, задумчиво прикусил согнутый палец.
— Конечно, мы примем меры. Но… но это не так-то просто.