Сезон ведьмовства
Шрифт:
И вот совсем другой образ: Морриган стоит у окна, словно портрет в раме, в ее глазах — пустота, за спиной — изгиб кованой лестницы…
Габриель отступил прочь от женщины, сидящей у его ног. Последние строчки заклинания Минналуш отпечатались в его сознании. Губы Морриган раскрылись, блеснули жемчужные зубы и влажный алый язык. Глаза — бездонный космос, волосы — черные водоросли…
Молчанье — обет мой.Губы мои мертвы навсегда.Но имяЛицо Морриган исказилось в болезненном оскале:
— Мое имя — Ел-да-а-га-а…
Все было кончено. Габриель на мгновение зажмурился, а в следующую секунду Морриган закричала, и в его мозг точно вонзилась стальная игла. Одна из дверей распахнулась, и оттуда с отвратительным ревом хлынул смертоносный поток информации. Габриеля сбило с ног, будто спичку на пути урагана.
Он чувствовал себя пылинкой в центре слепящей бури, его несло вперед с такой невообразимой силой и скоростью, что все предметы вокруг слились в один фантасмагорический пейзаж — хаотичный, нестройный, похожий на кинопленку, смонтированную безумным режиссером.
В визуальном хаосе мелькали тысячи образов, и прекрасных, и отталкивающих. Перед взором Габриеля пронеслась женская фигура, вокруг которой обвился змей, вслед за ней — мальчик в развевающихся одеждах — отрок прижимал к груди книгу, а к губам — палец, словно призывал к молчанию. Младенец с разверстой грудью держал в ладонях собственное пульсирующее сердце. Габриель протянул руки к ребенку, но образ мгновенно исчез, и он увидел, что балансирует на краю пропасти, а внизу — толстый слой льда, под которым лежит целый город. Слышались жалобные крики ангелов. С неба падали птицы, у них были сломаны клювы и перебиты крылья…
Контролируй поток информации! Блокируйся! Защитные барьеры мозга рушились. Глаза вылезали из орбит, тело разрывалось на части под напором сенсорной перегрузки, а образы продолжали заполнять разум. Череп Габриеля гудел от напряжения. Посреди нарастающего безумия он опять увидел ворона. Птица вдруг обрела огромные размеры, но ее тут же унесло мощным вихрем.
…Теперь Габриель находился внутри большого многоярусного помещения, спиралью уходящего во мрак. Не успел он как следует разглядеть лабиринт, как уже начал стремительно падать вниз, по стволу вертикальной шахты, навстречу непроглядной тьме.
Двери — миллионы дверей — мелькали на периферии зрения. Его разум отчаянно искал хоть какую-нибудь опору, якорь, все, что угодно, лишь бы сохранить психику. Фрэнки. Габриель чувствовал ее робкие попытки пробиться к нему, но связь была такой хрупкой, такой ненадежной, словно его пальцы хватались за скользкое стекло. Господи, он больше не выдержит, больше не сможет…
Тишина. Безмолвие громадного космоса. И… голос Морриган.
— Габриель… — обреченный стон. — Я не могу найти выход… — Шепот пронесся по длинным коридорам, отражаясь от крутых каменных стен, эхо за эхом. — Выход… выход… выход… Габриель, не оставляй меня здесь…
ГЛАВА 40
Первым ощущением стал запах, характерный запах дезинфицирующего средства. Потом всплыл зеленый сумрак больничной палаты. Что-то негромко стучало по подоконнику. Дождь?
К его телу были прикреплены датчики, из вены на руке торчала игла с трубкой. Габриель дотронулся рукой до головы, и пальцы нащупали шершавую марлевую повязку.
Он медленно обвел взглядом комнату. Тумбочка с пластиковым покрытием, такой же шкафчик. Кресло, а на нем — смятое и отброшенное в сторону одеяло, словно сидевший на нем человек вышел совсем недавно. На тумбочке — бумажный стаканчик.
Габриель оглядел все это без всякого интереса. Некоторое время он просто лежал, слушая шум дождя за окном, потом закрыл глаза.
Когда он снова проснулся, в палате горел яркий свет. Одеяло на сиденье кресла было аккуратно свернуто. От резкого света он быстро зажмурился.
— Габриель…
Он повернул голову на подушке — затекшую шею тут же пронзила боль — и, щурясь, попытался рассмотреть фигуру в изножье кровати.
— Габриель, просыпайся. — Фрэнки наклонилась к нему. — Привет, — сказала она с улыбкой.
— Что… — хрипло прокаркал он.
За спиной Фрэнки медсестра в темно-синей униформе просунула голову в приоткрытую дверь и через несколько секунд снова исчезла.
— Что со мной?
Слова прозвучали более отчетливо.
— Все будет хорошо. — Улыбка не сходила с лица Фрэнки. — Хочешь пить? Налить воды?
— Сколько я пробыл здесь?
— Пять дней. Трое суток в реанимации.
— Не помню…
— Ты почти все время был без сознания. Что-нибудь болит? Может, попросить сестру сделать тебе укол?
— Не надо.
Габриель неуклюже поерзал на приподнятых подушках. Хватит снотворных. Он хотел знать, что произошло. Словно предчувствуя его вопрос, Фрэнки сказала:
— Скоро придет доктор Дибблз, он все расскажет. Ты едва не погиб. Твоя аневризма лопнула, пришлось делать срочную операцию. Но теперь все позади, ты скоро поправишься.
— Рад слышать. — В голове у Габриеля шумело. Он постарался сосредоточить взгляд на улыбающемся лице Фрэнки. — Ты-то как сама?
— В полном порядке. Правда, из того «скачка» я вышла с жуткой мигренью, но сейчас все хорошо.
— Кошмары не снятся?
— Нет. Если честно, я вообще ничего не помню. В памяти не осталось даже обрывков, ее как будто стерли. Странно, да? — Фрэнки помолчала. — А ты что-нибудь помнишь?
На мгновение перед Габриелем промелькнул образ — головокружительное множество дверей и извилистых коридоров. Полушепот-полустон, дробящийся эхом: «Не оставляй меня здесь…» На него вдруг навалилась страшная усталость.
— Да.
— Кстати, она тоже тут.
— Что?
Габриель напрягся, в груди екнуло.