Сезоны
Шрифт:
Беленький улыбнулся и сел.
Я встал и, волнуясь (наверное, это было всем заметно), сделал следующее вступление:
— Прежде всего я хочу сделать некоторые пояснения членам техсовета.
Главный недоуменно пожал плечами, но я не дал ему вставить слово и быстро продолжил:
— Я хотел бы прежде всего сказать, что обычно рецензент перед тем, как зачитать отзыв, заявляет, что многочисленные замечания в ходе рецензирования автором исправлены и не упоминаются в отзыве. В данном случае этого нельзя сказать, и поэтому прошу научно-технический совет считать сто тридцать четыре не исправленных
По тому, как оживлялись лица присутствующих, как Романов отложил свои бумаги и, наставив на меня ухо-локатор, замер, глядя в окно, и как возмущенно главный что-то шептал своему соседу, я почувствовал, что отзыв бьет в цель. И когда я зачитал последнюю фразу рецензии, что работу нельзя считать завершенной, и замолчал, председатель развернулся к главному и не без раздражения спросил:
— Геннадий Андреевич, как это все понять?
Главный помедлил немного, а потом внушительно сказал:
— Я беседовал с Громовым, Лев Петрович, предлагал ему изменить вывод рецензии, но он не захотел этого сделать.
— А с автором вы беседовали? — невинным голосом задал вопрос Робертино.
— И с автором я разговаривал, Роберт Иванович. Он считает, как, впрочем, и я, что те сто тридцать четыре замечания, которые представил техсовету рецензент, в своей основной массе являются несущественными. Несомненно, что часть их, наиболее легко устранимых…
Романов перебил его:
— Это уже похоже на выступление, Геннадий Андреевич. Я вас только спросил, как получилось, что отчет с отрицательной рецензией был вынесен на техсовет. Что же мы, с таким вот отзывом и на управление его представим?
— Я же объясняю вам, Лев Петрович, что до совета я сделал все возможное, все, что было в моих силах, чтобы рецензия была иной, но… Поэтому нам предстоит принять решение коллегиально.
— Геннадий Андреевич, я что-то не совсем понимаю, а вы что-нибудь сделали, чтобы отчет был иным, лучше, конечно? — спросил Ваня Коркия — начальник Перевальной разведочной партии. Из-за грузинского акцента вопрос прозвучал забавно, и все засмеялись.
Романов постучал карандашом по стакану и сказал:
— Хорошо, раз главный геолог не может сразу удовлетворительно объяснить нам, почему же не было достигнуто согласие между автором и рецензентом до начала заседания техсовета, будем выяснять здесь. Задавайте, пожалуйста, вопросы автору и рецензенту.
— Разрешите? — сразу же поднялся Ваня Коркия. —
Беленький встал, подошел к карте и, обращаясь к председателю, а не к Ване, ответил:
— Район, где расположена база Перевальной партии, отнесен к бесперспективным для магазинирования подземных вод.
— Почему так говоришь, Арнольд? — загорячился Коркия. — Ты же сам только что нам говорил: чтобы был хороший магазин, нужна трещиноватая таликовая линза в мерзлоте. Я тебе таких магазинов десять штук покажу. Ты читал наш отчет? Да, промежуточный, два года назад писали. Так чего же ты тогда?
Коркия сел. Беленький молчал.
Браво, Ванечка! Вот это подсобил!
Надо же! У меня, конечно, в рецензии говорилось о недостаточной проработке автором фондовых материалов, но тут ведь факт — вот он, любуйтесь!
— Скажите, пожалуйста, Арнольд Михайлович, ведь ваша работа, являясь составной частью общесоюзной темы, будет использована лишь частично и то после соответствующей переработки, я правильно понимаю? — бросил главный спасательный круг.
— Совершенно верно, — ухватился за него Беленький. — Наш отчет послужит лишь основой для составления сводной работы, и нам даже неизвестно, каким доработкам и переработкам он подвергнется…
— Тогда что? Гони халтуру? Все равно никто не проверит? — подал кто-то голос с места.
Снова раздался шумок, и снова Романов постучал карандашом по стакану. Беленький замялся.
— Конечно, не хотелось бы посылать незавершенную работу. Я бы не стал этого делать. Но я ее, при всех замечаниях оппонента, не считаю таковой. Вопрос стоит, на мой взгляд, только об оценке. Да, конечно, многие вопросы не «проработаны», как говорит рецензент. Но поверьте, товарищи, все это издержки наших совершенно специфических гидрогеологических условий, связанных с многолетней мерзлотой и со слабой изученностью территории.
Коркия вскочил.
— Но наш район хорошо изучен! Я же сказал! Зачем делать вид, что все плохо изучено?
— Сядьте, товарищ Коркия. Я вам предоставлю слово. У кого есть еще вопросы, товарищи? — остановил Ваню председатель.
— У меня вопрос к рецензенту, — отвалившись на спинку стула, произнес старший гидрогеолог Рубашкин Зиновий Кузьмич. — Я, конечно, понимаю, что из плохих работ бывают работы, которые нужно начинать заново, и работы, которые можно, так сказать, дотянуть до кондиций. Судя по вашей рецензии, Павел Родионович, вы относите отчет Беленького ко второму разряду. Я вижу, что вы хорошо разобрались в деталях темы. Я вижу.
— Раньше нужно было вам смотреть, — буркнул председатель еле слышно.
Но Рубашкин все же услышал и, как на шарнирах, повернулся к нему.
— Я бы смог принять вашу претензию, Лев Петрович, на свой счет, если бы не вернулся из отпуска всего лишь на прошлой неделе, — ничуть не смутившись, парировал он. — Конечно, будь я здесь, то, уверяю вас, сейчас бы мы не находились в столь затруднительном положении, словно зачавшая: рожать или не рожать. — Он поправил очки и хмуро огляделся по сторонам.