Сезоны
Шрифт:
Открывается дверь, заходит к нам Арнольд Беленький — старший гидрогеолог из тематической партии. Прозвище у него было — Нолик.
— Как дела, старик? — бодрым голосом обращается он ко мне.
— Скрипим.
— Неплохо скрипите. Премию, говорят, отхватили. Больше всех, говорят.
— Стараемся, Нолик.
— Так я зачем пришел к тебе, Паша, догадываешься?
— Ей-богу нет.
— Ну как же! — сделал он обиженный вид. — Не в курсе, что ли, что тему мы кончили по искусственным запасам?
— Это-то я слыхал! Поздравляю!
— Спасибо, но пока не с чем, потому как, Павел Родионович, без тебя она не может
— Понимаю, Арнольд, ты мне хочешь предложить написать рецензию. И чем скорее, тем лучше. Правильно?
— Ну, старик, с тобой страшно общаться! Читаешь мои мысли, вроде как у меня череп прозрачный!
— Да нет, с черепом у тебя все в порядке. Я лишь скромный приверженец дедуктивного метода, а ты пришел и неосторожно положил передо мной «Разведку и охрану недр», где карандашом — видишь? — написано; «Громов — отзыв». — «Проще простого», — сказал бы мой учитель Холмс. Но, мой дорогой товарищ Беленький, помочь тебе в этом деле, наверное, ничем не смогу, поскольку, во-первых, до конца осталось чуть-чуть, а я совершенно не знаю твоей работы. Во-вторых…
— Да чего тут знать! — загорячился Арнольд. — Есть методичка на десяток страниц. Познакомишься — и вперед! За неделю управишься — делать нечего!
— Погоди, я еще не кончил! И во-вторых, на мне висит одна весьма срочная работенка. Главный ее мне поручил.
— Второе тоже несущественно! Я уже договорился с главным. Он освободит тебя от текущих обязанностей…
— Я же не такой наивный, Арнольд! Зачем же ты мне пробуешь всучить сказку о легкой жизни, которую, дескать, ты мне устроил? И еще за моей спиной. Ты же сам знаешь, что как только рецензия будет готова, тот же главный с меня семь шкур сдерет, чтобы заполучить работу, которую он притормозил. И потом, — я усмехнулся, — где ты видел, чтобы кого-то могли освободить от текущих обязанностей? Текущие не утекают — они накапливаются.
— Ты извини, Павел Родионович! Не бери в голову. Я же думал, как лучше. Но прошу тебя: сделай одолжение — возьми отчет!
— Отчего же на мне-то свет клином сошелся?
— Ну а кому же еще? — с такой искренностью воскликнул Беленький, что я, подкупленный ею, согласился, хотя, честно говоря, ни к чему мне сейчас была эта трудоемкая работа.
Беленький был старше меня лет на пять, но уже весь поседел и по этому признаку соответствовал своей фамилии. Седина облагораживала его несколько затрапезный облик, придавала солидность и делала его похожим на замминистра из кино. Был он не прост и не без «штучек», хотя внешне старался поддерживать хорошие отношения буквально со всеми, активно выступал на хозяйственных активах и научно-технических советах, если присутствовало управленческое или другое высокое начальство, в других случаях чаще всего даже вопросов не задавал.
Проработав почти пять лет в Восточной комплексной экспедиции, я с удивлением обнаружил, что в фондах нет ни одного отчета, на титульном листе которого стояла бы фамилия Беленького, а ведь он работал здесь в два раза дольше моего. Однако отсутствие отчетов не мешало считаться ему высококвалифицированным специалистом. Я интересовался — почему так. Мне ответили, что Беленький специализировался на проектах и рецензиях. Меня это мало убеждало, потому что к тому времени я уже понял: венец нашей работы — хороший отчет.
И вот наконец отчет Беленького, первый и сразу же тематический, то есть по статусу считающийся классом выше, чем обычный производственный. Интересно!
Наутро Арнольд принес мне «Методические указания по составлению специальных карт районирования территории с целью создания искусственных запасов подземных вод». Так называлась методичка. Кроме нее он выложил передо мной третий экземпляр отчета («Первый и второй я готовлю для фондов», — пояснил он) и три карты («Две в раскраске, я принесу их завтра», — пообещал он).
Чтобы не затягивать рецензирование, пришлось сразу же оставить все другие дела и приступить к изучению методички. Вечером я забрал материалы домой и смотрел их до полуночи, чем заслужил неудовольствие Марины.
То, что довелось обнаружить при тщательном изучении записки и карт, поразило и расстроило меня. Утром я пришел на работу на час раньше и до обеда сличал данные, приведенные в отчете Беленького, с теми, какими располагал я, вновь и вновь анализировал его работу и не переставал удивляться. К полудню все сомнения рассеялись: на этот раз мне пришлось иметь дело с необычайно слабой работой, местами попахивающей даже халтурой.
Беленький во второй половине дня принес мне остатки отчета, спросил: «Ну как?» Я, не встречаясь с ним взглядом, ответил: «Потом». И он ушел.
Снова пришлось сидеть с отчетом до ночи. Одних только неувязок между текстом, каталогами опорных точек и картами нашел больше сотни. Встречались совсем анекдотичные ошибки: известные скважины, например, были нанесены на карту совершенно в других местах. Я уже молчу о кавалерийском стиле Беленького — «галопом по Европам», не распространяюсь особенно ни о безграмотных вещах, спрятавшихся в пухлой словесной шелухе, ни о том, что автор не потрудился хоть чуть-чуть, хотя бы походя, рассмотреть специфику Северо-Востока применительно к своей теме. Как никогда мне было совершенно ясно, что отчет требует серьезной доработки, а некоторые его главы, на мой взгляд, нуждались в переделке, карты также нужно было еще доводить и доводить до ума. Сдать отчет в заканчивающемся году невозможно. Нет сомнений.
«Ну ничего, — думал я, засыпая, — у Нолика просто нет опыта. Завтра мы вместе разберемся что к чему… Помогу ему кое в чем… идею насчет районирования мерзлой зоны подкину… Ничего, как-нибудь выкрутимся…»
Утром я позвал Беленького и, волнуясь, начал показывать, что, где и почему у него не так. Терпеть не могу разжевывать людям очевидные их недостатки, вот уж где лишен я педагогических способностей. Оттого и волновался.
Арнольд слушал и молчал. А я, весь потный, переходил от одного замечания к другому, сбивчиво развивал самые важные мысли и светился участием и дружелюбием.
Но с какого-то момента я заметил, что молчание Беленького — это не молчаливое согласие с рецензентом, не готовность, сгорая от стыда, исправлять все ошибки и неувязки, которые и обсуждению-то не подлежат, совсем нет, я вдруг понял, что Арнольду скучно слушать меня. Даже какая-то снисходительность сквозила в том, как он, свободно развалясь на стуле, косил глазами в свой отчет; в мои замечания и, уверен, ничего не видел.
— Ну, хорошо хорошо, — несколько усталым тоном перебил меня Беленький, мол, поболтал — и хватит, теперь дай мне сказать. — В отзыве, я надеюсь, всего этого не будет. Ну а в общем как? Четвертак, надеюсь, мне поставишь?