Сфера Маальфаса
Шрифт:
– Да, отворил кровь.
– Miserabile dictu [15] . В таком случае удивительно, что твой человек все еще жив. Это верная смерть при лихорадке.
– Попридержи язык, умник. Берешься его вылечить?
– Попытаюсь. Если еще не поздно. Подай мою сумку.
Фон Фирхоф отбирал необходимые ингредиенты сосредоточенно. Тщательно истолок средство костяным пестиком, плеснул кипящей воды из котелка, подождал, чтобы слегка остудить.
– Miseris succurrere disce [16] .
16
Достойно сожаления (лат.).
17
Учись помогать больным (лат.).
Больной с трудом, но проглотил жидкость.
«Еще бы не с трудом, – подумал Людвиг. – Учитывая исключительный вкус».
– Я сделал свое дело. Если повезет, жар скоро оставит его. Потом, конечно, может вернуться. Тогда я снова смешаю это средство. Можешь не беспокоиться – твоим людям ничего не грозит. Эта болезнь не заразна.
– Ты уверен?
– Никаких сомнений. Она приходит иным путем.
Предводитель альвисов чуть отступил, дав возможность своему младшему товарищу подойти поближе. Девочка Ласка подергала молодого альвиса за рукав.
– Дайри, смотри, смотри, он открыл глаза…
Действительно, больной немного приподнял веки, но тут же вновь сомкнул их. Дайри выглядел до смешного ошарашенным. Старший альвис, которого звали Тайхал, еще раз внимательно всмотрелся в лицо своего человека, укрыл его одеялом и встал.
– Если ты не врешь, имперская собака, то я сдержу обещание, можешь не беспокоиться – тебе ничего не грозит. За лечение заплатим. Если же соврал – пеняй на себя… Ребята, заприте его в пристройке.
Тайхал вышел, а невозмутимый Людвиг еще раз удивился редкостному стечению обстоятельств. Жребий удачи в руках у беспечной судьбы падает так и сяк – порой надо лишь умело воспользоваться случаем.
Хайни Ладер напрасно ждал Людвига – магус не явился к ночи, чем вызвал у друга соображения, наилучшим образом соответствующие характеру бравого солдата. Однако, когда беглый еретик не вернулся сначала утром, а потом и вечером дня последующего, Хайни уже жалел о собственной беспечности – поиски потерявшегося в путанице оводецких улиц фон Фирхофа представлялись неразрешимой головоломкой.
Хайни попытался забыть о колдуне. В конце концов, если фон Фирхоф лежит в канаве с перерезанным горлом, ему уже ничем не помочь. Жизнь без ироничного и чрезмерно ученого магуса обладала своими преимуществами.
Однако следует отдать наемнику справедливость. После пристойных моменту раздумий он несколько устыдился предательских намерений. Попытки на ломаном языке расспросить кого попало непонятно о чем закончились полным провалом, и Ладера посетила идея, которая при иных обстоятельствах могла бы оказаться довольно удачной. Он отправился в питейный дом, уже знакомый читателю по предыдущим событиям.
В этот раз появление чужеземца не вызвало неудовольствия завсегдатаев, напротив, пьянчуги радушно гаркнули приветствие, испытывая некое подобие братского единения, свойственное случайным собутыльникам, успевшим не только вступить в честный
К сожалению, рассказа о постигшей нового товарища беде никто не понял, за исключением, быть может, просвещенного как по части языков, так и по части подоплеки событий отца Репья. Однако тот благоразумно предпочитал молчание многословию.
– Чего тебе? Изыди, грешник!
Хайни истолковал совет по-своему и переспросил на смеси языков:
– Изыдить по направлению куда?
Отец Репей в отваге своей не уклонился от продолжения беседы, но перевел ее в излюбленное русло:
– Негоже князю нашему в годину лихую брать на службу человека без роду, племени, убогого разумом и к тому же невеликой честности.
Ученые способности Ладера давали некоторые основания для сурового приговора монаха. Из речи «патера варваров» он понял лишь два слова: «идти» и «князь». Идея, озарившая укрытый в прочном черепе разум наемника, показалась ему удачной – Хайни отправился прямиком к Хрусту.
Ложный вывод по иронии случая-баловника пришелся кстати. Оводецкий князь охотно тиранил сановников и до полусмерти пугал соседей, но по странной прихоти жаловал переселившихся под его крыло церенцев – их жалобы на дерзкие бесчинства природных подданных Хруста чаще всего встречались благосклонно.
Бывший солдат армии Гизельгера понятия не имел о тонкостях оводецкой политики, но совет, невольно данный монахом, сделал свое дело – и Хайни отправился к правителю.
Хруст, благосклонно кивая, выслушал путаный рассказ иноземца. Результатом стала скорая, но справедливая расправа с десятком людей, уже давно вызывавших исподволь накапливаемый гнев правителя. Впрочем, к делу об исчезнувшем волшебнике эти несчастные не имели ни малейшего отношения.
Людвига фон Фирхофа так и не нашли. Да разве его искали?
Чужеземец в черном платье с рыцарским поясом и дорожном плаще, шагающий в ранний час по пыльному настилу оводецкой улицы, никого не удивил и не вызвал ни малейшего интереса. Незнакомец был не стар, но уже перешагнул тридцатилетний рубеж, красивые карие глаза с легкой поволокой меланхолично взирали на бурьян, выщербленную дорогу и кур – птицы добывали себе пропитание, деловито разгребая конский помет. Путешественник обошел стороной площадь, равнодушно прошел мимо пустующего в ранний час питейного заведения, отмахнулся от стайки мальчишек и выбрался в конце концов к невзрачному, ничем не примечательному дому, сложенному из почерневших от дождей и растрескавшихся от солнца бревен. Конек крыши украшала неожиданно изящно вырезанная голова дракона: гребень, резко очерченные ноздри и выпуклые глаза монстра.
Чуть ли не из-под ног с шипением выскочил громадный котище – редкостного для этих животных дымчато-голубого цвета, с толстым, как полено, хвостом. Зверь неодобрительно уставился на пришельца, шерсть вдоль хребта вздернулась дыбом, образовав жульническую подделку драконьего гребня – кот пошел на рыцаря, гнусно завывая.
Чужеземец попытался поддеть наглое животное остроносым башмаком, но позорно промахнулся.
Дверь дома со стуком распахнулась под грубым ударом сапога.
– Брысь, Пардус! Пошел на место! Кто там, у порога? Проваливайте – я никого не жду.