Сферы влияния
Шрифт:
— Sed fugit interea fugit irreparabile tempus, — согласился Майкрофт, и у него, в отличие от многих знакомых Гермионы из научных кругов, латынь прозвучала очень естественно, без натужности.
А потом Гермиона поняла, что краснеет снова, в который раз за вечер, потому что, вспомнив источник, она вспомнила и продолжение строк: «Singula dum capti circumvectamur amore», или, если переводить: «В то время как я, плененный любовью, задерживаю внимание на частностях». И она готова была держать пари на крупную сумму, что Майкрофт знал не только отдельную цитату про
«Но бежит между тем, бежит невозвратное время,
Я же во власти любви по частностям всяким блуждаю» (1).
Мерлин. Всемогущий.
— Вергилий, — сказала она.
— Волшебники учат латинских поэтов?
— Я готовилась к поступлению в Вайкомб Эбби (2) до того, как получила приглашение в Хогвартс. Латынь и французский были обязательным условием, — ей было приятно сказать об этом.
Майкрофт кивнул, показывая, что оценил, и заметил спокойно:
— Я вам в некотором роде завидую, — и пояснил: — Я о сладком.
«Ваша растерянность говорит о том, что вы так и не научились выстраивать достоверные сценарии развития событий», — вот что он хотел сказать. И, как бы пугающе это ни звучало, Гермиона подозревала, что сейчас он действительно этому завидует.
— Никогда не понимала, что люди находят в сладком, — ответила Гермиона. — Приторно, оседает на зубах, приедается. И вредно, — последнего, пожалуй, добавлять не стоило, но она тратила слишком много сил на то, чтобы держать себя в руках.
— Стимулирует работу ума, — пожал он плечами. — К тому же, я никогда не принимал концепции… — он замолчал, но не для подбора слов, а просто наслаждаясь паузой. Слова были подобраны давно — Гермиона это чувствовала. — Монашеского истязания плоти, которая так приятна моему брату.
Сердце Гермионы пропустило пару ударов, прежде чем застучать снова.
— Страшно позволить плоти взять верх над разумом, — сказала она тихо.
Майкрофт рассмеялся:
— Как я и отмечал, у вас много общего. Шерлок говорил как-то ровно то же самое.
— Думаете, он ошибается?
— Единственный способ преодолеть искушение… — Майкрофт тонко улыбнулся, и Гермиона эхом закончила:
— Поддаться ему. Оскар Уайлд. Вы так не считаете.
— Разумеется, — согласился он. — Я считаю, что лучший способ преодолеть искушение — не иметь искушений. К сожалению, иногда человеческая природа берёт своё, — он надкусил пирожное с явственным выражением удовольствия на лице.
Гермиона уставилась на свои руки. Сладкое. Они говорили о сладком — и более ни о чём.
Она едва ощутимо коснулась его разума, не пытаясь проникнуть, скорее опираясь на чужие ощущения, чтобы не утонуть в собственных. Верхний слой его мыслей был ровным и прохладным — таким, как будто он научился окклюменции.
— Пытаетесь прочесть мои мысли? — уточнил он без намёка на раздражение.
— Даже не думаю. Это прикосновение — не более. Проникновение вы бы почувствовали.
И не было никаких сомнений в том, что ключевые слова — «прикосновение» и «проникновение» — Майкрофт вычленил.
Их разделял письменный стол, на котором лежали
Будто в ответ Майкрофт задумчиво дотронулся до кольца на правой руке. Кажется, когда-то он надел его на мизинец, а теперь носил на четвёртом пальце — его руки сильно похудели.
То, что он не снял его, говорило о многом — или же вовсе ни о чём. Простая привычка. И только это движение, мягкое касание — как намёк на то, что он позволяет себе некую… Гермиона прикусила губу. У нее было слово, которое описало бы это. «Привязанность».
Поднявшись непринужденным движением, он подошел к камину и жестом пригласил Гермиону в кресло возле него. Приходилось признать, что это решение было куда изящнее левитации стола. Между ними по-прежнему было пять футов — только это были футы пустого пространства, теплого воздуха, нагретого жаром пламени.
— Почему огонь? — спросила она, предчувствуя ответ — вспомнила его вечно ледяные руки.
Он вытянул вперед руку и пояснил:
— Сосудистая недостаточность. Руки всё время мерзнут.
С безумной смелостью Гермиона кончиками пальцев коснулась тыльной стороны его ладони — тёплой. Она не успела отдёрнуть руку прежде, чем снова встретилась с Майкрофтом взглядом. И отвела её с трудом, чувствуя, как румянец заливает ее лицо.
Майкрофт снова сцепил пальцы в замок и перевёл взгляд на огонь, снова улыбнулся и сказал:
— Что вы говорили о мистере Малфое?
Если бы чашка с чаем не осталась на столе, Гермиона выронила бы — так у нее задрожали руки. Но чашки не было, и она не позволила себе потерять равновесие, хотя это смена темы была как удар под дых, резкий, короткий и точный.
— Я хотела обсудить с вами некоторые ходы по его… устранению, — ответила она и мысленно себе поаплодировала — сам Майкрофт не сказал бы это так веско и холодно.
— Вот как? — бровь взлетела вверх. — Впрочем, я предполагал нечто подобное, — он снова посмотрел на неё, и Гермиона вдруг поняла, что его зрачки оставались всё так же расширены — и голубая кайма едва различимо мерцала. — К сожалению, моих ресурсов хватает только на то, чтобы не позволять мистеру Малфою… заигрываться.
«В противном случае, я бы его уже устранил», — подразумевалось.
— Мистер Малфой не только оскорбил меня, — сказала она, не отводя взгляда от этой мерцающей каймы и черпая в ней силы, — он показал, что новое Министерство будет закрывать глаза на злоупотребления аристократии.
— Достаточно естественная политика для консерваторов, — согласился Майкрофт таким тоном, что Гермиона на мгновение заподозрила его в сочувствии консерваторам. Учитывая, что он представлял власть лейбористов, это было немного дезориентирующе.