Сфинкс
Шрифт:
Вечером я рано ушел к себе. А до этого наблюдал, как за древним монастырем заходит солнце, и сравнивал себя с сотнями монахов, которые до меня любовались этим зрелищем, хотя мне не пришлось подниматься на самый верх и оглядывать пустыню — не приближаются ли враги.
Воздух стал прохладным, сухой ветерок пустыни приносил звуки из ближайшей деревни: крики играющих детей, случайный автомобильный гудок, где-то работающее радио. Но здесь, за вытянувшимися в длину стенами, казалось, что время остановилось, воспарило над миром, который стал еще беспощаднее, чем прежде.
Возвратившись
39
Следующие два дня я провел, старательно пытаясь прочесть текст Манонкура в переводе отца Мины. Искал хотя бы малейшие ключики, которые помогли бы что-то добавить к моему пониманию астрариума. Работа отвлекала от ощущения растущего страха, который становился все сильнее, по мере того как приближался предсказанный час моей смерти. Для себя я решил: если не удастся найти указания, как остановить астрариум, у меня не останется выбора — придется возвращаться в Александрию и встречаться с Гермесом, Амелией, может быть, даже с Хью Уоллингтоном.
В тетрадке не оказалось ничего для меня нового, кроме рассуждений Соннини об устройстве механизма астрариума. Но мое внимание привлекло одно примечание. «Ame» и «ombre», французские слова, означающие «душа» и «тень», были написаны рядом с пятью элементами, которые, по верованиям древних египтян, составляли человеческую душу. На рисунке Соннини заключил эти слова в ящик, который чем-то напоминал тюрьму. Запертые вместе в клетке, душа и тень метались в поисках выхода. Картинка больше походила на причудливые каракули, и мне было забавно представлять, как французский натуралист, склонившись над бумагой с пером в руке, чертит линии, то ли раздумывая, то ли мечтая, но рисунок почему-то тревожил меня: в чернильном изображении ящика было нечто колюче-злое. А в остальном отец Мина не открыл мне новых путей.
Ход моих мыслей внезапно прервал молодой священник, сообщивший, что ко мне в монастырь приехал Мустафа Шакир.
Я вышел встретить его к воротам и помог нести магнитометр, который я попросил его привезти.
Оказавшись в стенах маленькой кельи, Мустафа вытер подолом джеллабы пот со лба и широко улыбнулся.
— Я всегда знал, что ты ненормальный англичанин, но не думал, что настолько. Кстати, ты очень похож на копта. Я бы тебя не узнал.
— А ты очень похож на феллаха.
До этого я видел своего помощника только в европейской одежде или рабочем комбинезоне, и, несмотря на свое происхождение, выпускник Кембриджа чувствовал себя в джеллабе явно неуютно.
— Это по крайней мере моя национальная одежда, а вот ты… — Мустафа запнулся. — Боже, за что мне только не пришлось объясняться перед компанией! Там решили, что ты немного свихнулся от горя. Хорошо еще, что у тебя такая безукоризненная репутация.
— Только не задавай никаких вопросов, — предупредил я. — Мне нужен на день магнитометр. Завтра увезешь его обратно. Ты уверен, что за тобой не следили?
— Следили? Не смеши! Кому понадобится
— Выкладывай.
— Они подтверждают, что запасы нефти огромны. По крайней мере миллиард баррелей, и почти все в одном месте.
Сердце подпрыгнуло к горлу, и я, онемев, смотрел на Мустафу. Все мои мысли были только об астрариуме. Мне казалось, что он затеял со мной нечестную игру: показывает, где можно заработать огромные деньги, но при этом оставляет всего несколько дней жизни. Богатство и смерть. Или таким способом он хочет вернуть меня на нефтяное месторождение, чтобы увлечь куда-то еще? Не получу ли я ответы, если буду просто следовать за астрариумом? В глубине сознания стала формироваться пока еще неясная мысль.
Мустафа, неправильно оценив мою немую реакцию, положил руку мне на плечо.
— Брат мой, я понимаю твои переживания. Сегодня утром газеты опубликовали известие о банкротстве «Геоконсалтанси». Но мы счастливы — нам дважды улыбнулась удача.
Я пристально посмотрел на Мустафу. Неужели он что-то узнал об астрариуме?
— Что ты хочешь сказать? — Как я ни старался, в моем голосе послышались истерические нотки.
Он обиженно отступил на шаг.
— Я же твой партнер. Или это не так?
— Извини. — Я протянул ему руку. — В последнее время мне стало трудно доверять людям. Расскажи подробнее о месторождении. Меня это очень волнует.
— Я переговорил с приятелями в министерстве. Правительство сдаст нам участок в аренду за разумный процент, и мы будем вправе привлекать любую компанию при условии, что сможем предъявить облигации. Далее: я нашел инвестора — частное лицо, не желающее участвовать в деле открыто, но согласившееся финансировать проект.
— Весь проект? — потрясенно переспросил я. Мне еще не приходилось слышать, чтобы один человек платил за всю разведку месторождения. Людей с такими деньгами найдется не много. — И это при том, что за нами не будет материальной базы «Геоконсалтанси»?
— Ему известно о твоей репутации, Оливер, и он очень высоко тебя ценит.
— Откуда он меня знает? Кто он такой? Он связан с нефтяным бизнесом?
— Нет, просто деловой человек, египтянин, но большую часть жизни провел за границей. Это некий господин Именанд, и, судя по всему, у него огромное состояние. Он хорошо известен в определенных деловых кругах арабского мира. Но требует шестьдесят процентов лицензии.
Я подошел к окну. Раздался призыв церковных колоколов на молитву, и через двор спокойным, размеренным шагом потянулись сосредоточенные и в то же время безмятежные монахи. Мы жили в совершенно ином мире… Что за человек готов вложить собственные миллионы в первичную разведку? Неслыханно! У меня было единственное объяснение: он свято верил моей репутации лозоходца.