Ш.О.К.К.

Мискевич Тарас Александрович

Настя влетела в комнату. Это была женщина среднего телосложения. Ее трудно было назвать полной, ровно, как и худой. У нее были темно-карие глаза, прямой нос и большие мягкие губы. Конкретно в данный момент глаза глядели весьма озлоблено, хотя обычно они излучали радость. Одета она была в голубую рубашку и джинсы.

– Ну как, устроилась?

Ника уже примерно представляла себе суть разговора, который будет сейчас разыгран. Она медленно прошла вглубь номера, сестра проследовала за ней, не прекращая тараторить.

– Уехала

значит, да? Тебе же все равно на нас, вы только посмотрите. Что я и с отцом и с дочкой одна справляться должна, а ты тем временем будешь тут свою личную жизнь устраивать?

– Должна была остаться?

– Нет, блин! Бросить должна была родных, молодец, так и нужно поступать близким людям! Сама меня все время жизни учила, а теперь вон как устроилась. И дочь и отца на меня спихнула!

– Я была вчера у отца, и продолжаю ездить как обычно…

– Я тоже была! Я постоянно к нему езжу, покупаю лекарства, и помо…

– Какие лекарства?

– Все, которые нужно! И за свои деньги, между прочим! А ты то и не знаешь, да?

– Ну, так какие лекарства? Хоть одно назови?

– Я покупаю! Разные…

– Какие?

– Я покупа…

– А ты в курсе, что он принципиально аптечных лекарств не принимает?

Настя вроде как на секунду остановилась, видимо осознав, что ее провели. Однако моментально исхитрилась обернуть это себе на пользу.

– А, ну да, точно, у нашего отца ведь одна дочка. Никуся ведь такая хорошая, и знает все, и помогает и все такое… А я то что? Обуза для всей семьи, да? И все лишь осуждаете, вместо того чтобы помочь мне хоть как-то… А у меня это… Поджелудочная… И сердце… Это.

Она неопределенно показала, где у нее поджелудочная и сердце, явно считая, что факт наличия у нее такого органа, в корне изменит весь разговор. Ника молча сидела, в ее голове пронеслась фраза «когда у человека кончаются аргументы, он начинает переходить на личности». И «ой, не легкая это работа, из болота тащить бегемота». Она не могла отделаться от этих повторяющихся слов в своей голове.

Настя не привыкла жить одна. Она привыкла, что дома есть Ника, которая убирает, готовит, и следит за Настиной дочуркой Машкой. И без Ники ей естественно стало жить сложнее – пришлось бы самой хоть что-то делать. А это было не привычно.

Она взглянула на свою сестру. Та была явно не особенно трезва, и продолжала метаться по комнате, и что-то гневно говорить. Ника помнила свою сестру с самого детства, и ей было жаль ее. Не смотря ни на что, у нее были и очень почетные черты характера. С детства она росла очень доброй девочкой, всегда всем и со всеми делилась, не оставляла близких людей в беде. Была мечтательной и веселой. Но потом что-то изменилось. Это напоминало рост дерева, которое в один момент лишь немного отклонилось в сторону, и в конечном итоге выросло совершенно кривым.

Спорить с Настей было бесполезно, и Ника прекрасно знала

это. У Насти была одна особенность – у нее всегда была «уважительная причина». Абсолютно для всего. У каждой пьянки был веский повод, каждый день. Любой, даже самый глупейший и вовсе абсурдный поступок, она всегда могла объяснить. Причем зачастую объяснения эти были ну совсем неадекватными, и не лезли ни в какие ворота, но главное, чтобы они БЫЛИ. Скорее для галочки и для самооправдания конечно, но были они всегда.

Ей было жалко сестру. Ника была убеждена, что в душе та совсем не такой испорченный человек, но… Что-то пошло не так. Она мельком взглянула на часы, а сестра ее тем временем уже устала бегать и выговорилась вроде как достаточно.

– Настюш, мне сейчас бежать нужно, не обижайся, пожалуйста. Оставайся здесь, поспи немного, поешь, на кухне много чего вкусного есть. Я вернусь часам к семи вечера, и мы с тобой решим, что с этим всем делать, ладно? Только не уезжай, пожалуйста!

Настя что-то невнятно буркнула в ответ, однако посмотрела на сестру тепло, с любовью и благодарностью, и поплелась в спальню, а Ника выскочила из номера. На улице стоял отличный осенний денек, было солнечно и ее шею обдувал слабый и теплый ветер, словно приветствуя ее. Внизу девушку ждал высокий парень со светлыми волосами, и парой морщин на лбу.

По правде говоря, Алекс ждал ее уже минут двадцать, но виду он не подал. Как и было обещано и оговорено ранее, они направились в парк, а затем на набережную. Небо щедро осыпало плечи молодых людей листьями, в которых играло всеми оттенками чистое благородное золото. Они шли, тихо о чем-то разговаривая, и кроме этой парковой аллеи не существовало больше ничего для этих двоих. Однако мысли о сестре никак не могли покинуть голову молодой девушки, и роение этих мыслей породило в ее душе какое-то смутное волнение.

Она искоса поглядывала на парня. Ей хотелось поделиться с ним своими мыслями, но с другой стороны она опасалась, что это может оттолкнуть его. Ведь разве он к ней приехал, чтобы выслушивать рассказы о ее семейных проблемах? Алекс тоже не мог не заметить перемен в настроении своей спутницы, но он знал, что она ему все поведает, когда сама будет готова к этому. Откуда он это знал, он сказать не мог, однако оказался прав. Девушка пару секунд помолчала, осторожно взяла его за руку и начала свой рассказ.

Повествование шло о теплых летних вечерах, которые две сестры в детстве проводили у бабушки в селе. Об играх, походах в лес за черникой, и просмотром сериала по вечерам. О том, как бабушка учила их играть в шахматы, и у Насти почти каждый раз получалось обыграть Нику в этой хитрой стратегической игре. О том, как им обоим понравился мальчик, которой проходил по их улице, и однажды они проследили за ним и узнали, где он живет. О том, как они сложили все свои «сокровища» в красивую бабушкину шкатулку и закопали в поле, а бабушка потом еще очень долго искала ту шкатулку, и недоумевала, куда та могла испариться из дома. О том, как они строили для себя шалаш из веток на заднем дворе дома, бабушка помогала им, а потом они там сидели, читали журналы и обсуждали так много всего. Посторонним, и в том числе самой бабушке, в шалаш вход был воспрещен. Бабушкины серые глаза всегда наливались необыкновенной любовью, когда она смотрела на девочек.