Шафрановые врата
Шрифт:
Но Фалида залезла на стену и, наклонившись, перетащила Баду на ту сторону. Они пошли между холмиками. Здесь не было ни цветов, ни деревьев, ни надгробий, за исключением нескольких наклоненных полуразбитых плит у изголовий (или изножий) некоторых свежих могил. Везде валялся мусор. Это было заброшенное и унылое место.
— Подождите! — крикнула я и перелезла через стену вслед за ними. Мне не нравилось, что Баду оказался здесь.
Фалида что-то искала, останавливаясь возле могильных холмиков и, как мне показалось, разравнивая их. Я стояла рядом, не понимая, что она делает. Баду ничего не сказал,
Возле одной из небольших могил она поставила свою корзинку и, отпустив руку Баду, припала к земле. Баду подошел ближе ко мне, и я инстинктивно высунула руку из складок своего хикаи протянула ему, и Баду, ухватившись за нее, наблюдал за Фалидой, как и я.
Когда я поняла, что она делает, то ужаснулась. Эта могила оказалась разрыта, вокруг была рассыпана земля, а девочка копалась в ней двумя руками.
— Фалида! — окликнула я ее, но она не отреагировала.
Когда она докопалась до более сырой земли, я увидела край полусгнившего мусульманского савана. Я повернула Баду лицом к себе и сжала руками его плечи.
— Фалида, — сказала я строже, и она прекратила копать, глядя на меня. — Что ты делаешь?
— Я приносить для моей хозяйки, — пояснила она.
— Приносить что?
— Ей надо.
— Что ей отсюда нужно? — спросила я.
Но Фалида не ответила, она, погрузив руки в землю, что-то искала.
Вместе с вынутой землей я увидела что-то похожее на череп, завернутый в муслин. Он лежал боком. Я сглотнула. Я не отпускала Баду и прижимала его голову к своему хику.Я хотела остановить Фалиду, но она продолжала осторожно высвобождать саван, который распадался на части от ее прикосновений; было ясно, что она проделывает это не в первый раз и знает, что и как нужно делать. А затем, к моему ужасу, она, улыбаясь, вытащила побелевшую от времени хрупкую кость.
— Только из старой могилы, — сказала она, поднимая ее. — Солнце прожаривает кости. — Кость была округлой формы. Она положила ее в свою корзину. — Еще одну, — пробормотала она, опять роясь в земле.
— А Аиша-Кандишане поймает нас? — спросил Баду приглушенным голосом. Он дрожал.
Зачем Фалида привела его в такое ужасное место, где он стал свидетелем ее ужасного поступка? Неужели Манон позволила ей это?
— Нет, если ты хороший мальчик, — сказала Фалида, оглядываясь, покачивая головой и широко раскрыв глаза.
Я подумала, что человек, которого назвал Баду, мог быть смотрителем кладбища.
— Где он? — спросила я Фалиду.
— Она. Это женщина с ногами верблюда. Злой демон. Глаза как... — она запнулась. — Огонь. Подходит к могилам ночью, ловит человеков. Она любит человеков.
— Я забираю Баду домой, — сказала я, не в состоянии видеть, как он дрожит.
Я взяла его за руку и уже собиралась перешагнуть через узкую могилу, но Фалида вдруг пронзительно закричала. Я остановилась, моя нога повисла в воздухе.
— Нет, нет, мадам! — произнесла девочка не без сарказма. — Не перешагивайте.
Я опустила ногу.
— Перешагнете через могилу — у вас не будет детей, — пояснила она, похлопывая себя по животу.
Я посмотрела на ее узкое лицо
«От Этьена, — вдруг подумала я, — у меня никогда уже не будет ребенка. Он не позволит, чтобы это произошло».
Почему это раньше не пришло мне в голову? Я думала только о том, что буду ухаживать за Этьеном, любить его, когда его болезнь начнет прогрессировать. Но сейчас, в этом жутком месте, после слов Фалиды я вдруг осознала, что никогда не буду матерью. Я никогда не буду держать на руках своего собственного ребенка, смотреть, как он растет. До того как я встретила Этьена и забеременела, я принимала как должное жизнь без мужа и детей и никогда не предавалась мечтам об этом. Но, однажды испытав такое короткое счастье исполнения мечты о материнстве, я не могла стать прежней, отказаться от этой мечты.
Неподвижно стоя на мрачном кладбище, я смотрела на Фалиду, которая снова начала рыться в земле. Маленькая ручка Баду крепко сжимала мою руку, его ладошка была влажной.
Я обошла с ним могилу.
В этот миг Фалида радостно вскрикнула:
— Есть!
Она на этот раз достала зуб с длинным и острым двойным корнем.
У меня стало горько во рту.
— Зуб лучше всего, — сказала Фалида, ухмыляясь. — Теперь леди будет довольна мною.
Мы вместе пошли в Шария Зитун. Я остановилась в переулке столяров купить Баду маленькую резную лодочку, чтобы отвлечь его от увиденного на кладбище. Если мне самой было страшно и горько, что же чувствовал он?
Когда я вошла в синие ворота с Фалидой и Баду, Манон от неожиданности подпрыгнула, открыв рот. Во дворе вместе с ней был француз Оливер в льняных брюках, но без пиджака; рукава его белой рубашки были закатаны до локтей. Они курили из шиешиМанон, открытая бутылка коньяка и два стакана стояли на низком столике.
Как обычно, на Манон была прозрачная дфинаповерх шикарного кафтана, волосы тщательно уложены, макияж идеален.
Она нахмурилась, изучая мой хик,пока я стояла, одной рукой держась за край открытой двери.
— Почему ты еще здесь? — спросила она бесцеремонно. — Что ты делаешь в Марракеше?
Я не ответила.
Фалида вручила ей корзину.
— Коленная чашечка и зуб, леди, — сказала она. — Хорошо? — спросила она с надеждой.
— Отнеси это в дом, — быстро произнесла Манон, взглянув на мужчину.
Он встал и взял свой пиджак.
— Тебе ведь не надо еще уходить, Оливер? — Манон положила свои тонкие пальцы на его руку.
Он опустил рукава рубашки.
— Дети вернулись. И, кроме того, у тебя есть компания, — сказал он, кивая в мою сторону.
— Ее никто не звал, — заявила Манон. — И я могу снова выпроводить детей. Скажи, что ты останешься еще ненадолго, Оливер, — произнесла она сладким голосом.
Но француз покачал головой.
— Мне все равно надо возвращаться на работу.
— Когда ты снова придешь, mon cher?
— В это же время на следующей неделе, — сказал он.
Так как он шел по направлению ко мне, я шагнула в сторону, чтобы пропустить его. Манон пошла за ним и взяла его под руку.