Шаг к звездам
Шрифт:
Как показало дальнейшее развитие событий, синтеза не произошло, воспоминания пятилетней девочки продолжали существовать отдельно от неодухотворенных знаний. Элизабет будто раздвоилась, — одно и то же сознание с равной непринужденностью выстраивало сложную, выверенную систему защиты, ограждая себя от поползновений сканирующих программ, и тут же с непостоянством пятилетнего ребенка тянулось к камерам наблюдения, расположенным на высотных объектах строящегося города, чтобы с восторгом созерцать седые облака, цепляющиеся
Наметившийся дисбаланс рано или поздно должен был привести к катастрофическим последствиям. Элиза не могла вечно блуждать по компьютерным сетям «Орлиного Гнезда», играя в прятки с системами глобального контроля, забавляясь с видеокамерами наблюдения или считывая сверхсекретные данные с электронных носителей информации.
Она неизбежно должна была прозреть.
Чудовищный «момент истины» настал, когда ее сознание дотянулось до зала, где под колпаком камеры поддержания жизни было заключено беспомощное тело настоящей Элизабет.
Чувства очнулись.
Она с ужасом узнала себя в неподвижном, увитом проводами и шлангами, облепленном датчиками систем насильственного поддержания жизни комочке изувеченной плоти, и травматическая память вмиг захлестнула ее, прокатившись в рассудке обжигающей волной невыносимой моральной боли.
В отличие от иных искусственных систем виртуальный клон Элизабет помнил, что такое боль, она знала, как струятся по щекам слезы, могла почувствовать сжимающий горло спазм…
Это походило на падение в пропасть.
Как в первые секунды после вторичного рождения Элиза не отдавала себе отчет в совершаемых действиях, но теперь ее машинальные поступки были основаны на огромном приобретенном опыте перемещений по компьютерным сетям.
Впитав образ искалеченной девочки, она проскользнула в систему компьютерных блоков, окружающих камеру поддержания жизни, и внезапно оказалась в той реальности, что создавали для разума настоящей Элизабет генераторы виртуального мира.
…
Тихо и ласково шелестел прибой.
Солнце клонилось к горизонту, легкий ветерок разгонял струящееся над пляжем марево, унося накопленный за день зной, который источала нагретая галька.
— Элиза! Пора собираться домой, милая!
Две Элизабет обернулись на голос матери.
— Ну, еще немножко?! — Капризно ответила одна, отпрыгивая от пологой волны, набегающей на отлогий галечный пляж.
— МАМА?! — Горько, потрясенно воскликнула вторая.
Катрин обернулась, и в глазах женщины отразился ужас.
В нескольких метрах от нее стоял чудовищный призрак.
Губы Катрин некрасиво дрогнули, но вскрик застрял в мгновенно пересохшем горле, и она лишь инстинктивно отшатнулась, не в силах принять образ искалеченной, обнаженной Элизы, из тела которой торчали обрывки проводов и трубок.
На нее смотрели глаза, давно утратившие способность видеть,
— Мама, с кем ты там разговариваешь?
Катрин начало трясти.
— Уходи… — Едва владея собой, выдавила она. — Ты не моя дочь. Дункан! Иди сюда, Дункан! — Она всплеснула руками и вдруг начала оседать на землю, инстинктивно схватившись за голову. — Дункан… — прошептала она.
— О, боже! Что случилось, Катрин?!!
Это был голос ее отца, и Элизабет повернулась, взглянув на него.
— Ты то же прогонишь меня, папа?!..
— Это была чудовищная ошибка. — Произнесла Бет, инстинктивно прижимаясь к Антону.
Он чувствовал ее дрожь, да и самому было холодно от прозвучавшего откровения. Кожу на затылке стягивали крупные мурашки, в ушах ощущался ток крови, словно разум дал сбой, не в силах адекватно отреагировать на полученную информацию.
— Они умерли, от мгновенного кровоизлияния в мозг.
Бет повернула голову, и ее мокрые волосы коснулись щеки Антона.
— Не надо ничего отвечать. — Попросила она. — Я хочу, чтобы ты выслушал все, до конца.
Антон с усилием кивнул.
Теперь он понимал, почему она задавала казавшиеся неуместными вопросы. Он понимал и ощущал происходящее с такой остротой, что прикосновение влажной пряди волос к щеке несло не меньшее потрясение, чем откровение ее слов.
Он сам придумал эти ощущения или среда обитания разума уже не играла для него прежней, решающей роли?
Он слушал Бет, впитывая дрожь ее тела, и думал, что после этой встречи уже не сможет провести четкой границы между фантомным миром Полигона и окружающим его дом лесом…
Антон чувствовал, что, не заметив момента перехода, его рассудок перешагнул грань, за которой две реальности сливались воедино…
Он думал и слушал, переживал… и любил. Выходит, внутри себя он уже пережил Вспышку, раз смог полюбить душу Элизабет, не зная, кто скрывается за визуальным фантомом, и не утратил этого чувства, сейчас, когда открылась истина?
Или во всем виноват имплант, да уникальный мир Полигона, дарующий возможность ощущать то, чего нет?
Он не хотел искать ответа на эти вопросы, и потому заставил себя сосредоточится на словах Элизы.
— …я не смогла спасти их. Когда Герберт открыл для меня код доступа к нейросистеме «Синапса», еще не все было потеряно, но я бежала. Мой разум оказался слаб и неопытен, а проблемы «Орлиного Гнезда», казались бледными, несущественными на фоне собственной судьбы… Это называется эгоизмом, трусостью?