Шаг в небеса
Шрифт:
Перекатившись на спину, я, не обращая внимания на боль, вытащил из кобуры револьвер. Дважды выстрелил наудачу туда, откуда прозвучали выстрелы. Пули только выбили щепу из стен. Гневомир даже стрелять не стал. Смысла не было. Враг уже скрылся за углом.
А по коридору уже стучали башмаки матросов.
– Прячь оружие, Готлинд, - прошипел Гневомир.
– И ходу отсюда.
Я сунул револьвер обратно. Вместе мы бросились прочь от ресторана. И хоть каждое движение отдавалось страшной болью в простреленном плече, я скрипел зубами, но бежал. Бежали мы с Гневомиром в ту
Лишь краем глаза мне удалось заметить спину, затянутую в чёрную кожу. Быть может, это и был стрелок. А может, просто испугавшийся выстрелов пассажир.
Мы с Гневомиром счастливо миновали сбежавшихся к выходу из ресторана матросов и офицеров корабля. Уже в каюте страж Революции обратил внимание на то, что серая ткань моего пиджака на рукаве почернела от крови.
– Зацепило всё-таки, - сказал я.
– Помоги снять пиджак. И, кстати, нам товарищ Огнедар не положил нам в чемоданы ещё и медикаментов с бинтами? Как-то не хочется обращаться в корабельный госпиталь.
– Вопросов будет слишком много, - кивнул Гневомир.
– Медикаменты-то есть, но тут нужен хирургический набор.
– Страж Революции осматривал моё плечо. Мне оставалось только зубами от боли скрипеть.
– Выходного отверстия нет. Скажу сразу, у меня опыта хирургических операций не имеется. Пули вынимать не умею.
– Давай снимем пиджак для начала, - сказал я.
– Поглядим, что там с моей рукой. Может, всё не так страшно, как кажется.
– Или ещё страшней, - усмехнулся у меня за спиной Гневомир.
– На счёт три снимаю пиджак. Раз, - сказал он, и тут же, без предупреждения, сорвал с меня пиджак.
Я задохнулся от боли, пронзившей плечо. Как будто мне снова выстрелили в него. Кровь хлынула с новой силой. Теперь её не сдерживала плотная ткань пиджака. Она струёй полилась на толстый ковёр на полу.
– Плохо дело, - покачал головой Гневомир, внимательно осматривая моё ранение.
Теперь я и сам отлично видел, что дело очень скверное. Пуля пробила бицепс. Кровь толчками выходила из раны. Она уже пропитала весь рукав рубашки, сделав его из белого багровым. Красной стала и кисть левой руки.
– Нет, Готлинд, - покачал головой Гневомир.
– Тебе надо к врачу. С пулей в плече долго не проходишь. Я могу сделать тебе перевязку. Но до Котсуолда лететь не одни сутки. Если начнётся заражение...
– Не надо мне расписывать все прелести огнестрельных ранений.
– Я хотел махнуть правой рукой, но только сделал движение, как боль пронзила плечо и отдалась в груди.
– Сам понимаю, что надо к врачу. Но не ты ли мне рассказывал о проверках котсуолдской контрразведки? Думаешь, её представителей не заинтересует огнестрельное ранение на борту "Лузитании"? Слишком много будет к нам вопросов. Кто в нас стрелял? Зачем? Откуда у нас оружие? Ведь каюту же перетряхнут, найдут и форму твою, и саблю, и револьверы с пистолетами, и патроны. И что мы им будем говорить?
– Это, конечно, можно и на пользу себе обратить, - в задумчивости потёр подбородок Гневомир.
– Покушение кровавых стражей Революции на нас, истинных патриотов, стремящихся
– Думай быстрее, Гневомир, - прохрипел я, опускаясь в кресло. Теперь кровь лилась на мягкий подлокотник.
– Пока я тут кровью не истёк.
– В лазарет тебе надо - это не обсуждается. А уж думать, что станем объясняться, будет потом. Идём, Готлинд.
Он протянул мне руку. Помог мне подняться на ноги. Но тут в дверь каюты постучались.
Мы с Гневомиром тут же обернулись ко входу. В руках у обоих были револьверы. Я думал только о том, что мы не заперли дверь. Как-то не до того было.
– Я сейчас открою дверь, - раздалось с той стороны.
– Не стреляйте.
Мы с Гневомиром переглянулись. Кивнули друг другу.
Дверь отворилась. И мне стоило очень больших усилий сразу не спустить курок. Потому что на пороге стоял Вадхильд. А ведь я считал его мёртвым. Я сам всадил ему две пули в грудь. И проверил ещё - мёртв ли тот. Имперский шпион был однозначно мёртв. И вот Вадхильд снова стоит передо мной. Живой, и как ни странно вполне здоровый.
Чтобы не выстрелить в него, я даже опустил револьвер.
– Это хорошо, что вы не стали стрелять в меня, - кивнул Вадхильд. В правой руке он держал саквояж.
– Я могу помочь Готлинду с его ранением.
– А откуда ты знаешь, что Готлинд ранен?
– быстро спросил у него Гневомир.
– Всё очень просто, - усмехнулся имперский шпион.
– Это я в вас стрелял. Для чего, и почему решил теперь помочь, я сейчас рассказывать не буду. Слишком долго. У меня с собой имеется хирургический набор. И я могу извлечь пулю из плеча Готлинда. Вам не придётся обращаться в здешний лазарет. И лишних вопросов к вам не будет.
Я почувствовал, что теряю концентрацию. В глазах всё плыло. Ноги начали подрагивать. Револьвер вот-вот вывернется из пальцев. Понимая, что этого делать, вообще-то, не следует, я отступил на пару шагов. Рухнул обратно в кресло. Голова закружилась. Я машинально провёл левой рукой по лицу, чтобы стереть со лба испарину. Но только вымазал кровью всё лицо.
– Он же истекает кровью, - как сквозь вату услышал я.
– Надо что-то делать. Иначе он умрёт...
Затем была короткая боль от укола. И я провалился в глубокую тьму морфийного забытья.
Проснулся я уже лежащим на кровати. Левое плечо туго перетянуто повязкой. Голова была такой тяжелой, что её не оторвать от подушки. Обычные последствия действия морфия.
Я слышал звон хирургических инструментов и звук льющейся воды. Сквозь него звучали два голоса. Уши у меня всё ещё были словно забиты ватой, но прислушавшись, я быстро стал разбирать, о чём говорят Вадхильд и Гневомир.
– Тебе не кажется, Вадхильд, что пора бы уже объясниться?
– говорил страж Революции.
– Можно и объясниться, - отвечал тот.
– Я никогда не верил, что Готлинд принял урдское гражданство. Думал, что он всё-таки работает на имперскую разведку. Никто ведь не станет искать шпионов так глубоко, как он засел. Ещё думал, что он очень хорошо внедрился для непрофессионала.