Шаг вправо, шаг влево: от Америки до Борнео
Шрифт:
– А это его жена принесла ужин.
У того места, куда должен был причалить наш кораблик, стояла немолодая женщина с узелком в руках. Ждала возвращения мужа.
«Капитан», когда мы, прощаясь, вручили полную сумму, принял ее спокойно, не выказывая особенной радости: «Ну передумали, значит, захотелось». Жена, дождавшись, когда мы спустимся по досточке на травянисто-глиняный берег, поднялась со своим узелком на палубу.
– Пока не забыла, надо кое-что записать, – заметив на одной из скамеек набережной свободное место, попросила я Ирину. – Значит, так. Как ты сказала,
Мы растерянно смотрели друг на друга.
– Но вообще-то он не называл точной даты, сказал, что ему около сорока лет.
– Ну, допустим, тридцать восемь. Тоже мало что меняет. Тогда он родился в 1970… То есть при Пол Поте он, конечно, жил. Вот только ему никак не могло быть полтора года, когда убили мать. К тому моменту ему исполнилось пять лет.
– Кхмеры часто считают не по году рождения, а по году зачатия, – напомнила Ирина.
– Тем более не получается. И если «на руках матери» в полтора года, тогда он никак не мог рыть окопы….
Мы попробовали «подогнать» цифры. Все равно связать концы с концами никак не удавалось. На какой-то миг я почувствовала себя как «старик и море» – с ускользающим из рук уловом.
– Он так красочно описывал, как его забрызгало кровью, что мне даже в голову не приходило просить уточнить год, – огорченно проговорила Ирина. – И потом он не пытался вызвать сочувствие. Я ведь сама его начала выспрашивать. Он только отвечал на вопросы. Не похоже, чтобы он спекулировал трагической историей…
Мне было жаль одного: что, потрясенные рассказом очевидца, мы не заметили сразу всех нестыковок. Может быть, все они имели какое-то простое объяснение. Но поезд уже ушел… Вернее, пароход.
– Вообще-то война длилась больше, чем пять лет, – все более убежденно говорила Ирина. – Да, Пномпень освободили раньше. Но какие-то районы до последних лет оставались во власти красных кхмеров. Сами камбоджийцы говорят о двадцатилетней гражданской войне. А наш «капитан», судя по тому, что уезжает в деревню, мог оставаться в тех районах, которые оставались в их руках до последних лет. Так что наше представление о том, что после освобождения Пномпеня все закончилось, неверно.
– На самом деле я не такая уж кровожадная. Благополучный исход меня даже больше бы устроил. – Я закрыла тетрадь и сунула ее в сумку. – Но по лицу видно, что «капитан» говорил правду. Оставим все как есть.
Уже начало смеркаться. Набережную заполнила толпа народа. Словно все пришли отметить какой-то праздник. А потом мы узнали, что это и был праздник – полнолуние, – который кхмеры по-прежнему отмечали как важное календарное событие.
Течение гуляющих на набережной постепенно отнесло нас к храму. Он был очень маленький, очень скромный. Внутри могло поместиться человека три-четыре, не больше.
Очередь из желающих стояла перед ступеньками. Сняв шлёпки, прихожане (как правило, супружеские пары или семья из нескольких человек) поднимались по ступенькам, ставили в вазы подношение – бутоны лотосов и зажигали очередную охапку ароматических палочек.
Из открытых настежь окон и из двери валил
Выслушав молитву-благопожелание настоятеля, прихожане склоняли головы, чтобы он окропил их водой, и уступали место следующим.
Одна девушка терпеливо стояла не в очереди, а под открытым окном храма. На ней была современная джинсовая юбочка-мини и маечка с открытыми руками. Ну да! В таком виде в храм нельзя входить. Но помолиться-то надо. И выход к обоюдному удовольствию был найден. Улучив наконец свободную минуту, настоятель высунулся из окна и начал читать молитву над девушкой, сложившей перед собой ладони. Закончив, он снова скрылся внутри храма, а девушка в мини-юбке с довольной улыбкой пошла дальше.
Терпимость кхмеров проявлялась и в этом тоже. Настоятель не стал выговаривать, что она явилась в неподобающем виде, а благословил, как и остальных, побрызгав на макушку бутонами лотоса.
Кстати, именно поэтому в буддийских странах не рекомендуют гладить детей по голове. Ладонь на голову кладет тот, кто имеет право благословить.
Перекинув через плечо палку, к которой крепились корзины, продавцы ходили в толпе, предлагая разнообразные вкусности: жареных пауков и тараканов, крошечные ракушки – они расходились как наши семечки, рыбу, кокосовые орехи, ананасы и прочую снедь.
Воздушные шарики из крахмально шуршащего облака переходили в руки детишек. Какой-то малыш получил в подарок от родителей шарик в виде зеленой куклы-инопланетянки, которая была с него же ростом. Ему никак не удавалось по-братски обнять инопланетянку. Кукла перетягивала. Он то валился на нее, то она оказывался на нем. Но малыш ни разу не заплакал. И вообще в такой массе народа мы не увидели ни одного ни плачущего, ни капризничавшего ребенка. Все кхмерские дети настолько милые и очаровательные, настолько обаятельные в своей непосредственности, застенчивости и в то же время открытости, что тогда я и начала понимать, почему их так охотно усыновляют.
Мы уже собирались двинуться дальше, но нас окликнула женщина, перед которой стояли клетки, где на жердочках трепетали коричнево-серые комочки птиц, похожие на наших воробьев. За небольшую мзду мы могли освободить пленников, совершить благодеяние и заработать скромную пунью (заслугу), чтобы улучшить свою карму.
Поторговавшись для приличия (я снова изображала непреклонную локсрей), мы заплатили требуемую сумму (очень небольшую), и женщина, сунув руку в клетку, вручила нам мягкие пушистые комочки. Я открыла ладонь. Птичка продолжала сидеть, сложив крылышки.
– Надо подбросить в воздух – сказала женщина, жестом показывая, как это сделать, так что и перевода не требовалось.
Только после этого птичка, расправив крылья, взмыла в воздух. А следом за ней и та, что выпустила Ирина.
Нет, никаких иллюзий насчет «благодеяния» мы не питали. Конечно, все они дрессированные. И тотчас направились к себе, чтобы, добравшись до нужного места, нырнуть в точно такую же клетку. Но по крайней мере они могли насладиться кратким мигом свободы не очень длинного перелета: все лучше, чем тесниться на жердочках в забитой собратьями по неволе клетке. Пусть разомнут свои крылышки до возвращения хозяйки.