Шагай вперед, мой караван...
Шрифт:
– Так. Отвечаю сначала на второй вопрос. Здесь я учусь.
– Как учишься!?. А “Авангард”?
– Да пошел он... Сказать куда или сама знаешь?
– Неужели и тебя..?
– Были там подводные течения. Вот я и подумала, мне это надо? Жизнь свою - единственную, неповторимую - гробить. Довольна - жуть! Будто лет двадцать с плеч скинула.
– Здорово! Только вот на кого ты похожа?
– Неужели не нравлюсь?
– Она кокетливо приосанилась, взбив на затылке круто вьющиеся колечки.
– Волосы покрасила. Прическу сделала. Шик, блеск, красота!
– Я не о том. Ты когда последний раз ела?
– Ой, мать, спроси что-нибудь полегче. Кажется, в прошлом году. Не до того было. Занималась, занималась, как проклятая.
– Ты хочешь сказать, что твоему мужу нравятся сушеные воблы?
– Да что ты!
– замахала на нее руками Сильва.
– Он меня поедом ест. Вот еще и потому от меня ничего почти не осталось.Скоро совсем доест.
– Она посмотрела на часы и вскочила.
– Ну вот, опоздала. Всё, подруга! Бегу! Мы теперь тут с тобой часто видеться будем.
– И, выпустив целую очередь воздушных поцелуев, она умчалась.
Глава 72
– Вот это и есть наша Калифорния, - говорил Гарри жене и сыну, прильнувшим к иллюминатору - таким тоном, будто показывал собственные владения.
– Под нами уже Лос-Анджелес! Хорошо смотри, Вовик. Ты теперь будешь жить в столице мирового кино! Это теперь и твой город.
– Значит, я смогу каждый день ходить в кино?
– обрадовался сын.
– Ну, каждый - не каждый, джаникэс, но сможешь.
Когда Гарри отправлялся“на разведку” в Америку, сын был еще слишком маленьким, и, встретившись с отцом после столь длительной разлуки, почти его не помнил. За месяц, проведенный Гарри в Ереване, мальчик учился заново называть его папой.
– Азиз джан, через несколько минут мы приземлимся.
– Гарри обнял жену.
– Твоя мечта сбывается. Мы будем жить в Америке! Я сделал для этого все, что было в моих силах. И даже сверх того. Ты довольна?
– Я счастлива!
– Она прижалась к нему плечом.
– Я так долго была без тебя. Мне все не верится, что мы, наконец, снова вместе. Но учти, я все равно должна выяснить, не изменял ли ты мне, когда был один.
– По-моему, ты говоришь об этом уже в сотый раз, - нахмурился он.
– Я работал как собака с утра до ночи, чтобы выжить самому и еще иметь возможность хоть что-то посылать вам.
– Ладно, азиз джан, не сердись. Я тебе верю. Иначе мы не были бы сейчас вместе. Измена это, наверное, единственное, что я не смогла бы тебе простить.
– Она поцеловала воздух между ними, чтобы не испортить только что подмазанные губы.
Это была красивая, холеная женщина лет 28, жгучая брюнетка с глазами газели, с рукотворными, круто изогнутыми бровями, выщипанными на наружных краях до тонкой ниточки, и маняще-чувственным ртом. Слишком крупный нос с легкой горбинкой был, пожалуй, единственным дефектом ее лица.
– Ты уверен, что Алекс встретит нас?
– Конечно, уверен. Алекс настоящий, преданный друг. Погостим у него, пока снимем apartment, обзаведемся мебелью, машиной. Денег от ереванской квартиры нам, как минимум, на полгода хватит. За это время хотя бы один из нас наверняка устроится на работу, и все пойдет, как по маслу.
Самолет приземлился. Гарри счел нужным еще раз проинструктировать жену:
– Нина, ты все поняла? Значит, таможенную мы с тобой проходим врозь - ты с Вовиком, а я сам по себе.
– Да, знаю. Только не могу понять, почему. Почему мы должны скрывать, что мы - одна семья.
– Слушай, сколько можно объяснять! Потому что я не имею пока юридичес- кого права вызывать к себе членов своей семьи. Ты ведь не захотела бы ждать еще несколько лет, чтобы въехать сюда на законных основаниях.Вот и приходится снова идти в обход. Сейчас главное, чтобы вас впустили в страну. Вариант был только один: ты с сыном - гости Алекса. Еще скажи спасибо, что Американское посольство вас не завернуло. Знаешь, скольким отказывают. Значит, так! Повторяю: я не знаю вас, вы - меня. Ну а объединяться будем уже там, в зале ожидания.
Они договорились, что он будет идти на несколько человек впереди от них.
– Только не теряй меня из виду, чтобы не заблудиться, - предостерег он.
– Лос-анджелесский аэропорт это целый город, без конца и края. И тебе еще предстоит испытать на себе этот пресловутый языковой барьер.
– Ну, это-то меня как раз меньше всего пугает, - отмахнулась Нина.
– Я, в отличие от тебя, времени зря не теряла, и пока была одна, вовсю учила английский.
Выстояв длинную очередь к сотруднику иммиграционно-паспортного контроля, Гарри протянул в окошко свои документы. Принимая их, пограничник пронизал вновьприбывшего профессионально-сканирующим и, в то же время, скучающим взглядом, ввел данные в компьютер... И тут лицо его стало каменным. В следующую минуту рядом с Гарри появились два пограничника и с убийственной вежливостью предложили следовать за ними.
– В чем дело?
– заортачился тот на ужасном английском.
– Моя грин-карта и водительские права перед вами. Я житель Лос-Анджелеса. Ездил в отпуск в Армению, и сейчас возвращаюсь домой. Вы не имеете права...
– Делайте, что вам сказано. Там разберутся, - процедил пограничник с меланхолично-непроницаемым видом, демонстративно подзывая следующего.
Вся очередь, затаив дыхание, наблюдала за этой сценой. Нина была в шоке.
Их сын испуганно и удивленно смотрел на отца, которого двое военных брали, как в клещи, под руки. Зашмыгав носом, он готов был уже зареветь или истошно крикнуть: “Папа!”. Но мать вовремя зажала ему рот ладонью, шепнув:
– Молчи! Ради Бога, молчи.
Уже уводимый пограничниками, Гарри обернулся через плечо, встретившись взглядом с женой. Это был взгляд зверя, угодившего в капкан.
Мать с сыном благополучно прошли паспортный контроль. Алекс ждал их в общем зале. Гарри нигде не было. Расплакавшись на плече старого друга, Нина рассказала ему обо всем, чему сама стала свидетельницей. Больше она ничего не знала. Алекс помрачнел, сразу сообразив, чем все это пахнет. Нина упорно ждала, не теряя надежды, что Гарри вот-вот появится, и не желала двигаться с места. Зал ожидания медленно пустел, затем заполнился снова, но то были уже пассажиры с другого рейса, из другой страны.