Шаги за спиной
Шрифт:
Пока девочки мыли посуду и болтали о всячине (удивительно, как много общих тем сразу находится у женщин), Валерий вышел на улицу и сразу же наткнулся на персики. Пушистые, зеленые, с гнильцой. Из урожая, собранного досрочно. Море было рядом, в сотне метров. Он купил персики и спустился по песку. Песок был ненастоящим, а из мелких ракушек. Валерий вспомнил одно из очень детских морей, которые все давно слились в единое темно-синее блаженство; вспомнил собирание красиво извитых ракушек, нанизывание их на нитку, громаду обязательно прекрасного будущего, в которое тогда
Отдыхающих, как ни странно, совсем не много. Это из-за жары. Жара прыгает на плечи как большая желтая кошка, – даже тяжело идти. Из-за жары все сошло с ума; все, даже облака: облака разрослись в неправильные формы – ваза, бриллиант, неподвижный смерч, стоящий отвесно, роза, распятая на кресте. Застыли, как нарисованные. Вода тиха и прекрасна, как прозрачный зеленый камень. Взблеснула стайка рыб и распалась на капельки живого серебра. В воздухе пахло простором. Розовые тела на песке разговаривали и Валерий уловил слово «счастье». А вот и мое счастье, подумал он, если счастье в любви, то я имею удвоенное счастье. И приключение; то приключение, о котором мечтала бедная Людмила. Мой поезд подходит к станции «Счастье» и кто-то включил зеленый свет…
Он продолжил набор словосочетаний, сцепленных цепочкой, пытаясь уловить тот ритм, который не давался пока никому до него; ритм начинался словом «счастье» и разрешался некоторым словом или звуком, которого Валерий еще не знал. В таких случайх всегда помогают посторонние звуки. Он прошелся по пляжу, белый, неуклюжий, совсем не пляжный, но не услышал ничего, кроме слова «причал».
87
В последующие дни ему пришлось убедиться, что слишком много любви – это не совсем счастье. Женя была неутомима в поисках приключений и в поисках способов развлечься. Валерий все яснее сознавал, что эта девочка, казавшаяся ему такой невинной прежде, прошла громадную школу. Женя создавала возможности из ничего, на пустом месте; она отдавалась игре полностью, как ребенок.
– Где ты научилась этому всему? – спросил Валерий.
– Угадай!
– Не в школе.
– Точно, не в школе. Меня научил Юра. Он ведь маньяк, настоящий. А я так, только балуюсь.
– Как же он тебя учил?
– О, мой милый Лерик! Эти истории не для твоих ушей, ты еще слишком мальчик. Но технически все просто: мы шли в тренерскую или в душ, а мой любимый тренер нас сторожил снаружи. Попробовал бы он отказаться!
Она засмеялась и откинула волосы со лба.
– Все-таки, что с твоим глазом?
– Это тоже Юра. Вначале он стал колоть мне разную гадость, помнишь, я тебе говорила, потом он стал надевать на меня кандалы, милицейские такие, они очень давят руки, потом бил меня ремнем и колол шилом, пробовал кусать за спину – он так возбуждался. Потом он заставил меня выщипать ресницы. Я немножко выщепнула, но не выдержала – это было очень больно.
Но он бы меня все равно заставил. Мне там не было жизни, поэтому я сбежала. А брата у меня нет, ты перепутал меня с кем-то, ты меня совсем плохо помнишь, эх, ты!
Женя никогда не повторялась. Следующее развлечение она решила устроить в женском душе на берегу.
– Заходи, обмоемся, – сказала она.
– Но это женский!
– Ничего, я сто раз мылась в мужском. Всегда приятнее пользоваться чужим. Не бойся, если хочешь, я зайду первая и посмотрю, чтобы никого не было.
Она вошла.
Душ стоял на пляжном песочке – большой металлический павильон, весь синий, с синей крышей и синим порожком. Кто-то вывел распылителем на боковой стенке: «Гоша, прийди ко мне!»
Почерк женский. Гоша, пришел ли ты? К торцу был пристроен точно такой же павильончик, но для мужчин. Внизу, под металлическими листами, оставалось свободное пространство сантиметров в тридцать – там можно было проползти из одного отделения в другое. Очень удобно для некоторых целей – что только думали строители? Металл местами ржавел. Пол был выложен фигурной плиткой; прямо посреди душевой росло маленькое деревце, свежее от постоянного полива.
– Идем сюда, – сказала Женя и провела его в самую дальнюю кабинку (кабинки были открытыми, без дверей), – сюда никто не пойдет, потому что я включу воду и все увидят, что занято. В душах все моются так: каждый выбирает кабинку подальше от соседа, я точно знаю, на двести процентов.
– И все же, – начал Валерий.
– А ты стоя умеешь? – спросила Женя и повесила трусики на гвоздик.
– Нет.
– Тогда я научу; но для начала обопрешься спиной о стену.
В душе так удобнее всего. Стесняешься?
– Да.
– Это пройдет, было бы желание. Смотри еще одну штучку.
Она вынула шпильку из волос и поцарапала самое ржавое место в железном листе. Появилась маленькая дырочка.
– Смотри сюда; увидишь мужчин.
– Зачем мне мужчины?
– Ты глупый, это же интересно!
Валерий посмотрел и не увидел ничего, кроме льющейся воды – мужчина мылся слишком близко.
– Я ничего не вижу.
– Значит, ты неправильно смотришь, – сказала Женя, – надо смотреть не на ближнего мужчину, а на дальнего, который моется на другой стороне. Тебя еще учить и учить, я вижу. Ты его увидишь в полный рост, понятно? Во всей красе – нет, этот хиленький.
Валерий посмотрел и действительно увидел.
– Я как-то не в восторге от твоего приключения, – сказал он.
– Зато я в восторге. Слышишь, кто-то вошел. Ага, как ты испугался!
Шлепанцы прошли несколько кабинок и стали приближаться.
Женя вышла и сказала, что тут занято. Шлепанцы сказали, что им очень нужно (в кавычках) и удалились. В пустом павильончике каждое слово звучало громко – со своим маленким, частнособственным, эхом.
– Вот видишь, – сказала Женя, – я же говорила, что все будет в порядке.
Отмучившись, Валерий вылез на мужскую половину и был награжден несколькими удивленными и несколькии завистливыми взглядами. Двое или трое были настроены агрессивно – самцы всегда агрессивны в таких случаях. Почему-то мужская половина была почти полна. Валерий почувствовал, что краснеет.