Шахматы дьявола
Шрифт:
— Ты же не священнослужитель. Какой суд? — удивился Григорий.
— Лицемерные церковники давно уже заручились поддержкой светских властей, — стал пояснять Гуго. — Они заявляют, что никогда церковь не жаждет крови, но что в деле истребления еретиков она возлагает свои надежды на светскую власть.
— Что это значит? — не понял Григорий.
— Церковь выносит еретику обвинение, и настоятельно просит светские власти принять незамедлительные меры. Те в свою очередь, преисполненные справедливым гневом выносят приговор, который заканчивается публичным сожжением еретика. За последние
— Бертольд, это правда? — спросил Григорий.
— К сожалению да, — смутился тамплиер. — Некоторые епископы слишком усердствуют в борьбе за чистоту веры. Начались обвинения в колдовстве, ереси и других грехах. Те, кто не смог доказать свою невиновность, оказывались на костре.
— Какое варварство! — возмутился Григорий.
— Скажу больше! — воскликнул Гуго, воодушевленный моральной поддержкой Григория. — Церковь стала слишком корыстной. Она уже не просит делать пожертвования, а требует. Епископы начали присваивать земли не вернувшихся из крестовых походов рыцарей. Чтобы заполучить понравившийся кусок земли, достаточно стало объявить ее владельца еретиком. Поэтому вся склока мне видится совсем в другом свете. Сосед позавидовал моему богатству, а его друг епископ не прочь поживиться за чужой счет.
— Чужие проступки не оправдывают твоих прегрешений, — остудил своего друга Бертольд. — Не надо прятаться за грехи других людей, как за крепостные стены. Отвечай за свои провинности.
— У тебя других тем для разговора с соседом не было? — возмутился Роберт. — Ты же никогда не интересовался религией. Каждый раз, когда ты начинал разговор на эту тему, то обязательно нес вздор.
— Вот и сосед был такого же мнения, — обиделся Гуго. — Это меня оскорбило, и я вступил в спор.
— Представляю, что ты там наговорил, — застонал Роберт.
— Я ни на чем не настаивал, — стал пояснять Гуго. — Меня лично устраивает любой хлеб, что пресный, что квасной, и все равно из кого исходит святой дух, а из кого нет. Но меня возмущает запрет на женитьбу духовных лиц. Бог создал женщин и мужчин, благословил их на то, чтобы они продолжали свой род. Почему католическим священникам запрещено жениться? Где это написано? Почему православные священники женятся, заводят детей, но Бог их за это не карает? Что за варварство считать грешницами тех, кто вас произвел на свет?
— Можешь не продолжать, — перебил француза Роберт. — Оспаривать церковные каноны еще больший грех, чем прелюбодеяние.
— Обозвать еретиком человека легко, — продолжал возмущаться Гуго. — Разъясните мне, приведите доказательства, убедите!
— Книжки читать надо, — нравоучительно сказал Бертольд.
— Я прочитал Библию, но не нашел ответов на свои вопросы.
— Ты же не умеешь читать, — припомнил Роберт.
— Научился, — буркнул Гуго. — Честно скажу, лучше бы я этого не делал. Жил себе, горя не знал. Теперь приобрел много знаний. Появились вопросы, которые не дают спокойно спать.
— Кажется, мальчик начал взрослеть, — рассмеялся Григорий.
— Напрасно смеетесь, — серьезно сказал Гуго. — Чтобы разобраться в вопросах религии, я решил постричься в
— Господи, помоги и сохрани, — испуганно перекрестился Бертольд.
— Гуго. Мы когда-то уговаривали тебя вступить в Орден Храма, — напомнил Роберт. — Признаю, что это была ошибка. Тебе надо держаться подальше от церкви.
— Почему?
— Ты извратишь любое учение и внесешь смуту. Станешь изгоем и закончишь свою жизнь на костре, — еле сдерживая смех, ответил Роберт. — Можно представить твои проповеди, в которых ты будешь призывать любить ближнего, имея в виду женщин. Не обойдешь стороной и многоженство.
— Дались вам эти гаремы, — возмутился Гуго. — Сколько еще будете попрекать меня этой шуткой?
— Возможно, что вечность.
— Кстати о вечности. Я решил изучить все существующие религии, — заявил Гуго.
— Все-таки тянет его в магометанство, — рассмеялся Роберт.
— Я серьезно, — опять обиделся Гуго. — Времени у меня много. Хочу понять, почему Бог терпит еретиков, и никак их не наказывает? Или все мы заблуждаемся? Может, нет никакого Бога?
— Гуго, друг, — обнял его за плечи Бертольд. — Я тебя умоляю. Выбрось из головы эту затею. Обещаю, что не будем сердиться на твои шутки. Только оставь религию для ученых умов.
— Нет. Я твердо решил во всем разобраться сам, — дернул плечами француз. — Завтра же. Или лучше, как только вернусь во Францию, вступлю в какой-нибудь монашеский орден.
— Завтра или потом — значит никогда, — успокоил своих друзей Григорий. — Или вы не знаете нашего Гугу? Он ведь не сможет подчиняться строгой дисциплине. Через три дня сбежит из монастыря.
— Боюсь, что инквизиция заинтересуется им раньше, — высказал свои опасения Роберт. — Он своими сомнениями доведет до сумасшествия любого настоятеля.
— Тут я с Гугой согласен, — сказал Григорий. — Мне тоже интересно знать, почему Господь терпит все безобразия, творимые в мире?
— Григорий, от тебя я таких речей не ожидал, — возмутился Бертольд.
— Разве тебя не интересует, что с нами произошло? Мы уже не обычные люди. Люди ли мы вообще?
— На все воля Господа, — смиренно сказал Бертольд. — Может, он возложил на нас, какую-то миссию?
— Тогда почему мы об этом не знаем?
— Наверное, нас испытывают, — предположил Бертольд. — Дьявол силен. Простому смертному с ним не справиться. Вот и создали нас — бессмертных воинов Христа. Когда мы будем готовы, то Господь даст нам знать. Сейчас же мы должны смиренно принимать все, что с нами происходит. Наша задача не сойти с пути истинного. Безропотно продолжать свое служение Всевышнему.
— Откуда такая уверенность? — спросил Григорий. — Может нас создал дьявол?
— Мы не попали ни в рай, ни в ад. Возможно, что не заслужили ни того, ни другого. Я не могу сказать, умерли ли мы. Если да, то нам даровали жизнь в новом качестве. Для чего? Не знаю.
— Никто из нас не может ответить на эти вопросы, — согласился Григорий. — Поэтому пусть Гуго идет в монастырь, изучает священные книги разных религий. Может ему удастся докопаться до истины.
— Почему вы всегда решаете мою судьбу, не спрашивая моего мнения? — возмутился Гуго.