Шалая любовь моя
Шрифт:
– Уходишь? – На мгновение Лейси забыла о собственных бедах; не может быть, чтобы уволился именно Кейт, бывший миллионер с Уолл-стрит, всегда смотревший на остальных младших обозревателей свысока. – Ты хочешь сказать, что уходишь совсем?
Обернувшись, Кейт окинул ее презрительным взглядом.
– Ну, не думаешь же ты, что я останусь здесь, а? Когда тут Эскевария – ElLobo собственной персоной?
– ElLobo? —
– Это означает «волк», – еще снисходительнее посмотрел на нее Кейт. – С Уоллстрит, разумеется. Правда, его репутация не столь сомнительна, как у Айвена Боэски. То есть никто не обвиняет Эскевария ни в чем противозаконном. Он просто душегуб. Специализируется на том, что гробит фондовый рынок, корпорации, брокеров – все, что встает на его пути. – Он вдруг, прищурившись, посмотрел на Лейси. – Тебя вызывают в кабинет? Я видел, что произошло в конференц-зале. Лучше не ходи. Я слышал, с женщинами он обходится так же.
Лифт остановился, и двери распахнулись.
– С ж-женщинами?.. – пролепетала Лейси, выходя в вестибюль. – Ты… ты что, хочешь сказать, что он их тоже «гробит»?
– Кто знает? – зловеще произнес Кейт. – Это определенно вписывается в общую картину.
– Но как он их «гробит»? – в лихорадочной спешке выясняла Лейси, стараясь поспеть за пересекающим вестибюль Кейтом. – В смысле, морально?.. – Она содрогнулась. – Не хочешь же ты сказать, что физически!
Пройдя сквозь вращающиеся двери, они оказались на улице. Кейт остановился недалеко от обочины, чтобы поймать такси.
– Душегуб – это призвание, дорогая моя, – заглушая шум уличного движения, произнес он. – Я видел, как Майкл Эскевария схватил брокера за галстук и вмазал его в компьютер, пустив коту под хвост часовые торги. Он вышвырнул за дверь моего приятеля лишь за то, что тот сообщил подружке по телефону, какие акции лучше купить. Он стопроцентный ElLobo. — Кейт вскочил в подкатившее такси. – Я не стану работать на него, даже если мне дадут пятьдесят процентов акций «Каприза».
От этого признания веяло такой безнадежностью, что Лейси охватила дрожь. Она склонилась к открытому окну дверцы.
– Кейт, но ведь рассказывать подружкам, какие акции покупать, правонарушение!
Бывший стажер-администратор ткнул пальцем в зажатый в руке Лейси журнал и прокричал из отъезжающей машины:
– Почитай о нем и не позволяй ему даже близко к себе подходить!
9
На стеклянных дверях значилась незатейливая надпись: «Издатель». И чуть пониже: «Комплекс журнала „Каприз“. В конце роскошно меблированной приемной была еще одна дверь из резного норвежского дуба. За ней находился кабинет издателя с шератоновскими и хэпплу-айтовскими стульями, персидским ковром и зелеными шторами из дамасского шелка на окнах, выходящих на угол Мэдисон-авеню и Тридцать седьмой улицы. А за огромным дубовым столом времен Второй французской империи сидел черный кугуар из „Эскевария энтерпрайсиз, Инк.“, читая содержимое раскрытой папки. Когда Лейси вошла, он даже не поднял головы.
Сидя, он выглядел еще массивнее, плечи его будто стали еще шире. От этой мысли отчаянно бьющееся сердце Лейси чуть не выскочило из груди. Волосы его были слегка растрепаны, словно он несколько раз провел по ним рукой, но в остальном, ей показалось, он ничуть не изменил своего настроя – те же желваки на скулах, та же холодная сдержанность.
– Садитесь, – пригласил он, по-прежнему не поднимая головы.
Лейси предпочла стоять.
– Расскажите, мне, чем вы тут занимаетесь, – невозмутимо продолжал он, просматривая очередную страницу.
– Я и в самом деле модель, – вскинув подбородок, произнесла Лейси, желая сохранить работу, но не желая сдаваться без борьбы. – То есть была ею. А теперь я младший обозреватель мод. – Еще не договорив, Лейси ощутила, что все это звучит страшно неубедительно.
– Ваша фамилия действительно Кингстоун? Аделаида Лейси Кингстоун? – отложив прочитанный лист, он взял следующий. – Или это очередной псевдоним?
Лейси поняла, что у него в руках ее резюме.
– Меня назвали так в честь бабушки.
Если у него в руках ее резюме, то в папке на столе – ее личное дело. Можно представить, с какой лихорадочной поспешностью было доставлено оно из отдела кадров, какая там была суета и неразбериха, пока его не отыскали. Проработав в журнале пару недель, Лейси уже успела познакомиться с проблемами отдела кадров.
– Работу в качестве обозревателя вы начали в этом месяце? – загородившись бумагой, осведомился он. – Быстро вы ее нашли! У вас что, есть дружок среди персонала, предоставивший вам эту работу? А вы в благодарность, э-э, проявили к нему благосклонность? Как его зовут?
– Что?! – в замешательстве переспросила Лейси.
– Его имя, пожалуйста, – он, наконец, поднял голову, и знакомый взгляд холодных серых глаз встретился со взглядом Лейси.
«Ничего себе, – ощутив внезапную слабость, подумала Лейси. – Да неужели достаточно одного взгляда мужчины, с которым ты была, чтобы нахлынули мучительные воспоминания о его объятиях, о том, как прекрасно его обнаженное тело и как его жесткие губы целовали уголки твоего рта, едва касаясь их?»
– Прекратите, – пророкотал его яростный голос.
Лейси сглотнула. Должно быть, она выглядела так, будто ее ударило током в 220 вольт. Его лицо окаменело.
– Я верну вам ваши деньги! – выпалила Лейси. Правда, она уже потратила часть на квартплату, но немного. – Я… выпишу вам чек!
Увидев, как сжались его зубы, Лейси представила себе, что подобные челюсти с легкостью раскусили бы и разжевали даже стальной прут.
– Я действительно модель, – пискнула Лейси. В горле вдруг пересохло. – Однажды я даже была целый год Мисс L'Oreal, прежде чем получила диплом бакалавра искусств в Нью-йоркском университете.