Шалая любовь моя
Шрифт:
– Мы что, выясняем, выходить тебе замуж или не выходить? – недоверчиво воскликнула Джемми. – О небо, этот ребенок принадлежит конгломерату Эскевария? Должно быть, принадлежит, если я в состоянии уловить твою идиотскую логику. Ох ты Боже мой, да неужто большому, неуклюжему Майклу об этом еще никто не сказал? Ты хочешь сказать, что он не знает?
– Вот тебе и дополнительный повод, дорогая, – заметила мать. – Ты в самом деле считаешь, что должна выйти замуж за Майкла потому, что чувствуешь себя весьма ему обязанной? А может, надо попросить отца переговорить с ним и дать ему возможность
– Ну и семейка! – выдохнула Джемми Хэтуорт. – Сплошь умалишенные. Впрочем, это многое объясняет.
– Ой, мама, это вовсе не то же самое! – вспылила Лейси. – Тут все дело в том, что тетя Пру не хотела говорить дяде Джону, от него у нее Норман или нет. А оказалось, что Норман как две капли воды похож на дядю Джона; тетя Пру просто вела себя по-свински, вот и все.
– Мама, – послышался из-за двери настойчивый детский голос, – тут тетя говорит, что собака скушала кусок книжки с законами. А теперь спряталась под стол.
– После, Филип, нам некогда! – сказала Джемми и повернулась к Лейси. – Итак, что же мы решили? Мы беременны или нет? Да? Может быть? Ну конечно, тебе надо сперва купить умный наборчик для проверки или повидаться с доктором, но заранее ясно, что да. Ну, почти да. Далее, – продолжала Джемми, – есть ли у нас жених или нет? Пожалуйста, просто кивните головами. Да, определенно. Имеется буйный жених, дожидающийся за дверью. – Она набрала в легкие побольше воздуху. – Итак, отсюда вытекает пункт номер три: обручение. Леди, мне очень не хочется задавать подобный вопрос, но все-таки: будет свадьба или нет?
– Bo имя Господа, Джемми, – нахмурилась Лейси, – я за сегодняшний день наделала Майклу и его компании столько вреда, что должна хоть чем-то свою вину искупить, правда ведь? Быть может, общественность не поверит этим проклятым толкам об обвинениях в домогательствах и беспорядках, если узнает, что я вышла за него замуж.
– Это довольно разумно, дорогая. – Мать еще раз ласково потрепала Лейси по щеке. – Не забудь, что тебе нельзя подымать фату, зайчик, пока ее не подымет жених, чтобы поцеловать тебя в конце церемонии.
– А с другой стороны, кто знает? – проворчала Джемми Хэтуорт. – Быть может, все это игра воображения. Быть может, на самом деле я принцесса Лея, питающая тщетные надежды встретить Люка Скайуокера.
– Вот проклятье, – пробормотала под нос Лейси, – неужели Поттси не мог немного… обуздать свою фантазию? Тогда бы мне не пришлось идти на такое.
– Обычно перед началом церемонии я зачитываю счастливой паре несколько стихотворных строк знаменитых поэтов, – начал судья Сэмюель Маркович, слегка наклонив голову, чтобы поверх очков взглянуть на столпившихся в зале гостей. Кроме очаровательных родителей невесты, здесь были братья Фишман с женами, сыновья Джемми Хэтуорт и макетчик Майк, секретарь и стенографистка судьи, а также двое муниципальных полицейских, шофер Эдуард и несколько жокеев. Последние держали в руках большой венок в виде подковы, украшенный золотой лентой с надписью «ЖЕЛАЕМ СЧАСТЬЯ, МИК!». А издали доносился жесткий ритм «Язвы желудка».
Лейси держала в руках свадебный букет из редких
Лейси осторожно взглянула на стоящего рядом высокого мужчину с каменным лицом, по-армейски подтянутого, в элегантном черном костюме, в рубашке «Святой Лаврентий» и перламутрово-сером шелковом галстуке. Она позволила взгляду пропутешествовать от кудрявых волос Майкла Эскевария к его густым ресницам, затем к прямому точеному носу и сурово сжатому рту, в уголках которого затаились мягкие ямочки. И, как всегда, дыхание ее перехватило от нахлынувших эмоций, а сердце стиснула сосущая боль. «Скверное ощущение, – подумала Лейси. – Просто ужасное, если учесть, что оно возникает всякий раз при виде будущего мужа».
Майкл же не взглянул на нее ни разу, даже когда Лейси встала на свое место бок о бок с ним.
– Итак, Аделаида Лейси и Майкл Сиэн, – звучным голосом начал судья, – прежде позвольте мне посвятить пару минут размышлению на тему о том, как замечательно, когда два счастливых сердца соединяются узами брака. Давайте вдумаемся в значение слова «любовь», пока я буду читать знаменитый сонет Элизабет Баррет Браунинг «Как я люблю?». – Он открыл протянутую секретаршей книгу. – В нем говорится о самой возвышенной любви, ибо лишь она может сопутствовать нам на трудной жизненной стезе, и в солнце и в грозах, лишь она выведет нас к радуге счастья бок о бок с любимым человеком. То есть супругом, – тут же уточнил судья Марковиц, затем откашлялся. – «Ты спрашиваешь, как тебя люблю я? Всей глубиной души, всей высотой, когда…»
– Майкл, – шепнула Лейси, чувствуя необходимость что-то сказать. – Я искренне раскаиваюсь, что тебе приходится жениться на мне.
Майкл словно окаменел, но по-прежнему не сводил глаз с судьи. Только сейчас Лейси заметила, что по щеке Майкла сбегает тоненький ручеек, теряющийся за воротником рубашки.
– Майкл, – чуть громче шепнула она. – Я вправду жалею, что все обернулось так скверно. Это я попросила Поттси организовать прессу, чтобы сделать заявление относительно твоего истинного отношения ко мне, но я вовсе не планировала разгула беспорядков. Я думала, ты хочешь это знать.
Пару секунд Майкл никак не реагировал. Потом его веко задергалось настолько сильно, что вместе с ним начала вздрагивать щека. Подружка невесты незаметно ткнула Лейси локтем в бок.
Не поворачивая головы, председатель совета директоров тихо проговорил прерывающимся голосом:
– Лейси, я признаю, что вынужден был прибегнуть к жестким мерам. Я вижу, что вынудил тебя на… жесткие контрмеры. Тебе не за что извиняться.
– «…над повседневной суетой в мечтах она возносится, ликуя…» – с чувством читал судья Марковиц.
– Нет, есть за что. – Лейси нетерпеливо дунула на фату, чтобы та не липла к губам. – Ой, Майкл, я ведь могла отшить тебя в тот вечер в баре, но, по-моему, подсознательно не хотела этого! Стыдно признаться, но это правда.
– Тссс! – прошипела подружка невесты.
– Не стану скрывать, Лейси, после той первой ночи в Та… после первой нашей встречи я хотел заполучить тебя во что бы то ни стало, – бормотал срывающимся голосом Майкл Эскевария. – Я был чертовским кретином, вот и все.
– «Люблю всечасно: радуясь, тоскуя, и при свечах, и в полдень голубой…» – продолжал судья Марковиц, немного раздосадованный неуместными разговорами вступающих в брак.