Шальная звезда Алёшки Розума
Шрифт:
— Прошу, господа! Его Величество ждёт вас!
И он распахнул перед прибывшими тяжёлую дубовую дверь кабинета. Из-за массивного бюро навстречу поднялся статный высокий мужчина, уже немолодой, с чуть оплывшим, но всё ещё привлекательным породистым лицом — король-изгнанник Станислав Лещинский[26].
— Ваше Величество! — Старший из посетителей преклонил одно колено, и молодой спутник последовал его примеру, но король поднял седовласого и заключил в объятия.
— Граф Плятер! Как я рад вас видеть! Встаньте, сударь, — добавил он, заметив, что юноша так и остался коленопреклонённым.
— Позвольте представить Вашему Величеству моего юного друга, Матеуша Годлевского, — отрекомендовал граф молодого человека.
— Годлевский? — Король чуть сдвинул собольи брови. — Бартоломеус Годлевский, павший в битве под Фрауштадтом двадцать пять лет назад, вам родственник?
— Так точно, Ваше Величество! — отрапортовал юноша, вытянувшись. — Это мой дед!
— Вот как… Рад видеть вас у себя, пан Годлевский. Ваш дед был храбрый воин и истинный поляк! Надеюсь, вы достойны называться его внуком.
Король обернулся к секретарю, стоявшему возле дверей.
— Пан Вацек, разместите моих гостей, пусть им подадут воды умыться с дороги и проводят в столовую.
Поздно вечером, когда после обильного и изысканного ужина, за которым оба гостя воздали должное искусству королевского повара и молодой человек отправился отдыхать в свои покои, король и граф Плятер сидели в кабинете, не спеша пили тёмно-рубиновое густое вино и негромко разговаривали по-польски.
— Как дела в Варшаве? — Король приподнялся из кресла и передвинул каминный экран так, чтобы защитить от жара ноги — дрова в очаге весело пылали, и промозглая весенняя сырость отступала, жалась по углам.
— Отчизна ждёт часа, когда Ваше Величество, наконец, вернётся в Польшу. — Граф сделал глоток. — Старая развалина, узурпировавшая ваш трон, доживает последние месяцы.
— Август[27] болен? — Лещинский оживился.
— Лейб-медиков во дворце стало больше, чем лакеев, но это не сильно помогает проклятому греховоднику. Злые языки подозревают у него французскую болезнь[28]… Это, конечно, всего лишь сплетня, хотя я бы, пожалуй, согласился отдать пару лет собственной жизни, чтобы полюбоваться, как у блудолюбца провалится нос…
— Полноте, граф! — Лещинский рассмеялся. — Не то это зрелище, ради коего стоит разбрасываться Божьим даром!
— Накануне отъезда я имел беседу с господином фон Шильдке, одним из эскулапов, что пытаются поддерживать жизнь порфироносной руины, и он заверил меня, что больше года узурпатор не протянет…
— Замечательная новость, граф! Пожалуй, стоит за неё выпить! — Король разлил по бокалам бургундское.
— Это было бы и впрямь чудесно, Ваше Величество, если бы не русские… Новый посланник московитов, граф Лёвенвольде[29], вовсю интригует, расчищая место для нового Августа. Можно не сомневаться, что русские постараются купить всех, кого сумеют, чтобы посадить на трон очередного саксонца[30].
Лещинский легко, словно юноша, вскочил и зашагал по комнате. В порывистых движениях угадывалось раздражение.
— Это неслыханно! — проговорил он, наконец. — Что они сделали с моей несчастной Польшей! Неужели поляки, как стадо баранов, так и будут бежать туда, куда гонят их русские?! Поляки — единственная нация, которая спокон веку сама выбирала своих королей!
Он раздул ноздри.
— У варваров много денег, — вздохнул граф. — Ваш венценосный зять[31] тоже должен вступить в эту игру… Польше не тягаться с Московией, но Франция — богатая и сильная держава и вполне способна дать дикарям укорот! Лучше всего было бы сразу после смерти узурпатора ввести в Польшу французские войска…
Король вздохнул.
— Вы же знаете, мой друг, что кардинал[32] весьма неохотно прибегает к военному вмешательству, и то тогда лишь, когда избежать оного никак невозможно. Да и в тех случаях норовит обойтись скорее переговорами, нежели пушками…
— Знаю, Ваше Величество, но всё же вы можете действовать напрямую через короля. Конечно, Его Величество ещё очень молод и сильно зависит от своего наставника, но не зря же говорят, что ночная кукушка дневную всегда перекукует — Её Величество, если захочет, рано или поздно внушит Людовику правильные мысли…
— Разумеется, я попрошу помощи и у зятя, и у дочери. — Лещинский досадливо поморщился, но сразу же улыбнулся. — Но мне кажется, что вы ещё не всё мне рассказали, припрятав в рукаве козырного туза?
— Ваше Величество очень проницательны, — Плятер улыбнулся без всякого намёка на весёлость. — Да, я много думал об этом. И, кажется, придумал недурной ход…
Он смолк, разглядывая на свет благородный оттенок вина, налитого в хрустальный бокал. Лещинский терпеливо ждал продолжения, и, вдоволь налюбовавшись на игру рубиновых искр, Плятер проговорил:
— Надо сделать так, чтобы русским стало не до того, чтобы совать нос в наши дела…
— Замечательная идея! — Король насмешливо скривил сочные губы. — Знать бы ещё, как этого достичь.
— Царица[33] Анна заняла кресло не по размеру и теперь очень старается усидеть на нём. — Плятер усмехнулся, бархатные чёрные глаза недобро прищурились. — После смерти юного царя трон должна была наследовать принцесса Елизавета, но её обошли, и теперь у новой царицы большая и зело болючая мозоль — что делать с принцессой, которая в любой момент может встать во главе заговора… Вы понимаете меня, Ваше Величество?
— Пока не очень, мой друг, но продолжайте.
— Принцесса молода и легкомысленна. И сей день её интересует не политика, а любовь… Она ведёт себя весьма неосмотрительно для незамужней девицы, меняет амантов и не скрывает этого, а потому реальную политическую силу в ней не видят. Но если бы её поддержала сильная рука, она стала бы огромной занозой в боку неповоротливого московского медведя, точнее, медведицы. Настолько, что та вмиг бы позабыла про делёжку чужого пирога.
— Но всё это снова упирается в деньги… К тому ж вы говорите, что принцесса не интересуется политикой.