Шальные миллионы
Шрифт:
— Ну, и ты поедешь?
— С радостью. В России десять тысяч — целое состояние! А у меня там мама и сестренка с братиком.
— Когда же поедешь?
— Стив сказал, что через неделю. И еще сказал, что с Биллом больше не буду. Стив, верно, к себе в номер возьмет. А сейчас вы ешьте, я потом уберу и пойду на охоту.
Вера вынула из-за шкафа одноствольное, отделанное серебром ружье и красные сапожки. Из шкафа же извлекла патронташ с широким ремнем. Подошла к окну, показала:
— Вон там буду охотиться. Видите, островок камышовый. Стрелять никого не стану. Жалко, а пальнуть раз-другой — с
Стояла у окна, оглядывала охотничьи угодья. Здесь во все стороны тянулись плавни и камышовые заросли. На это ровное, как стой, плато в весеннее время затекала вода с озера Синое и затем, постепенно высыхая, стояла все лето и оставалась на зиму, создавая благодатные условия для камышовых зарослей и для гнездовий разных пород водоплавающей птицы. В конце лета и осенью сюда слетаются и журавли. Они долго кружат над синойским зеленым царством и, облюбовав сухие островки, опускаются на них стаями, сотрясая все вокруг характерным горловым клекотом.
Здесь царство уток, излюбленные места белых лебедей, и, хотя и редко, встречаются лебеди черные.
Аборигены вам скажут: в Европе нет другого такого места для охоты. И поведают, как в годы войны сюда прилетал Гитлер.
Вера закончила экипировку и в красивых, с высокими козырьками сапожках, затянутая поясом-патронташем, вначале долго вертелась перед зеркалом, потом подошла к окну и увидела трех мужиков, которых она избегала. Подозвала Анну:
— Вон первый, высокий, в белой шляпе, — он и есть Билл. Он всегда ходит вон по той тропинке, — к острову, где приземляется вертолет и что-то для них привозит. У них там мотоцикл под грибком стоит. Ключи от тайной комнаты он держит в бумажнике. А прежде чем открывать дверь, надо нажать на верхний косяк. Я видела…
Трое мужчин неспешно направлялись по вьющейся в зарослях камыша тропинке к небольшому выгоревшему на солнцепеке острову в плавнях. Вера продолжала:
— Боюсь только его. Однажды я загорала на острове, — там есть место для купанья, — так он схватил меня и разорвал купальный костюм. Потом подозвал тех двоих и они тоже… Я потеряла сознание.
— Ты бы кричала.
— Вы думаете, я молчала? Да что толку! На него нет управы.
Анне вдруг пришла в голову шальная мысль. Схватила за руку Веру.
— Дай мне костюм.
— Какой костюм?
— Твой, вот этот, охотничий, и ружье. На пару часов дай. Прошу тебя. Ну хочешь, я деньги дам, пятьсот долларов? Ты домой едешь, нужны будут.
— Не надо мне денег, я и так… Ну пожалуйста. Но подойдет ли?
Анна сбросила с себя все — до купальника, стала одеваться. Да, конечно, она была полнее Веры, но не намного. Кожаная юбка была тесноватой и коротка сверх всякой меры. Даже Вера покачала головой. И стянутая широким ремнем талия еще резче выделяла рельеф ее форм, но то были формы соблазнительные, те самые, которые в наши дни любят показывать на экранах и сценах.
— Ну и ножки у вас! — воскликнула Вера, глядя, как Анна натягивала купленные Верой в Турции сверкающие черные лосины. — Ну и ну! Турки бы за такие ноги полмира отдали и Стамбул в придачу.
— Эти, твои мужички, тоже не останутся равнодушными, — кивнула в их сторону Анюта.
— Туда пойдете? С ума сошли! Да они весь этот костюм на клочки разорвут, а из вас отбивную котлету сделают.
Анна положила руки на плечи Веры, заговорила серьезно:
— Просьбу мою можешь выполнить? Никуда не выходи из комнаты, — пусть думают, что это ты пошла на охоту, а не я. Ложись на диван и читай книгу. А если кто придет и спросит меня, скажи: «Не знаю, не видела». Это очень важно. На тебе пятьсот долларов, — Анна отсчитала деньги, подала Вере, — и побожись просьбу мою выполнить.
— Вот те крест! За такие-то деньги! Я в Турции за полгода пятьсот не заработала. Ладно, идите. Да ружье не забудьте. И вот еще, — далеко не уходите, а так… чтобы я вас из окна видела.
— Не надо смотреть в окно. Не думай и не беспокойся. Слышишь? Ты обещала.
— Ну ладно. Ни пуха ни пера!..
Анюта вышла. Она знала, что идти ей надо не через главный подъезд, а через дверь боковую, — ту, что служит здесь для челяди.
Ни во дворце, ни на выходе никто Анну не встретил. Несколько пар мужских глаз из окон первого этажа видели обворожительную девичью фигурку до тех пор, пока она не затерялась в зарослях камыша. И можно без труда представить, о чем думали пристрастные наблюдатели, — некоторые, наверное, и о том, что русскому миллиардеру подвластно все, — даже красота. О том, как расправился однажды Билл с русской девушкой, никто, конечно, не подозревал.
Тропинка привела Анну к острову, — он открылся сразу, окруженный со всех сторон изумрудно-прозрачной водой: тропинка, нырнувшая под воду, хорошо просматривалась и на дне. Анюта, дойдя до воды, замешкалась на минуту, хотела снять сапожки, но с той стороны раздался голос:
— Верочка! Я вас перенесу.
И в три прыжка, как молодой олень, к ней подлетел Билл, — тот самый страшный Билл, который не боялся Малыша и был так ненавистен Вере.
Одно мгновение, и Анна очутилась у него на руках, а он, прижимая ее медвежьей хваткой и в то же время отстраняя голову, чтобы рассмотреть получше, вдруг растерянно, почти испуганно проговорил:
— Святая Мария!.. А вы не Верочка!
И, ступив на горячий песок и кинув взор в сторону грибка, под которым стоял мотоцикл и лежали два его товарища, осторожно выпуская из объятий Анну, повторил:
— Вы… не Верочка.
— А разве я вам сказала, что я — Верочка? — проговорила она на английском языке.
Анна пошла вдоль берега, — в сторону от беседки. И отошла на тридцать-сорок шагов, и здесь стала раздеваться.
Медленно подвигался к ней и Билл. Он еще не знал, что произошло, почему в одежде амазонки, принадлежавшей Вере, явилась другая, говорит по-английски… И, кажется, еще лучше, ярче. И, наверное, так же, как Вера, принадлежит Малышу.
Церемоний он не любил, — особенно с милашками, которых поставляли на утеху богачам. Наоборот, ему нравилось брать их с ходу, если они подворачивались под руку. А эту… Ну, ее-то он не упустит. Сама ведь пришла.
Анна, сложив одежду возле камня, прижав ее ружьем, не оглядываясь, не видя и не желая видеть идущего к ней Билла, входила в воду. И уж была по грудь в ней, когда Билл внезапно обхватил ее сзади.
— Надеюсь, милочка, мы не будем кричать.
— Нет, не будем, но вы сделали мне больно. Не умеете ухаживать за дамами.