Шалунья из Салтильо
Шрифт:
Она пыталась успокоиться, намертво вцепившись в ножницы.
— Вам мыть голову? Или вы хотите только подстричься? — Кейт надеялась, что только подстричься. Чем скорее он уйдет, тем быстрее она придет в себя.
— И то, и другое.
То, как он это сказал, заставило подумать ее не только о стрижке. Если бы у нее в руках ничего не было, она, безусловно, сделала бы какую-нибудь глупость, например, прижалась бы к его губам.
Она бросилась к фарфоровой раковине, в надежде скрыть от мэра свое желание обладать им. Но на этот раз Кейт рассуждала здраво и хладнокровно: «Неужели она так сильно хочет его? Или это испарения так на нее действуют?»
— Садитесь сюда.
Он послушался, но прежде окинул ее с головы до ног взглядом Пола Ньюмена.
Кейт почувствовала, что ее оценили.
Проверив температуру воды, она бессознательно выпрямилась, чтобы казаться выше. Кейт хотела быть повыше даже больше, чем похудеть. Почему похудеть? Она и сама не знала, но понимала, что от этого бывают только одни неудобства.
А вот быть высокой — это здорово, можно прямо смотреть людям в глаза, особенно таким высоким, как мэр, особенно в такие голубые глаза, как у него.
Думая обо всем этом, Кейт не обращала внимания на льющуюся воду.
— Я буду готов тогда, когда и вы. — Голос Бена вывел ее из транса.
— Что?
— Я буду готов тогда, когда и вы.
Она так сильно сдавила шланг душа, что сильная струя ударила его в ухо.
— Ах, извините. — Она схватила полотенце и, удаляя воду из уха, обманывала себя тем, что уж лучше его утопить, для того чтобы он прекратил читать ее тайные мысли.
— Ничего, — сказал он, — в любом случае, это ухо нужно было мыть.
Сказав это, Бен рассмеялся.
— Я ничего не возьму за мытье уха. Считайте, что это плата за посылку.
Она улыбнулась, бросила сырое полотенце на полку и достала шампунь.
«Пора заняться стрижкой, отбрось эти дурацкие мысли, — говорила она себе. — Пора забыть про эти голубые глаза, надо думать о Бене Адамсе как о клиенте».
«Накачка» про себя работала до тех пор, пока она не дотронулась до его волос. Сокрушительная волна страсти пробежала по ней от кончиков пальцев до плеч. Такие волосы могли принадлежать только мужчине.
Она никогда не знала, что волосы могут так взволновать. Намыливая ему голову шампунем, она убеждала себя в том, что это обычные волосы, но бесполезно. Волосы Бена были особенными. Такие же живые, как и он сам. Они ранили ее пальцы, искушали.
— О Боже, — это было больше, чем вздох.
— Вы что-то сказали?
— Я спросила, не попал ли шампунь в глаза? — И список ее «злодейств» пополнился еще одной ложью.
— Нет, но то, что вы делаете руками — замечательно.
Она застыла. Опять он за свое. Использует двойной удар.
Знал ли Бен о том, что все, что она делала с его головой, ей хотелось повторить на его груди? Кто мог бы подумать, что Кейт будет думать об этом сразу после развода? Разве не должна она пережить скорбь по умершему браку с Джо? Ей не хотелось скорбеть.
Ей хотелось петь. И все из-за магнолии, из-за вина, из-за его прекрасных ног и… ой! каких чувственных губ. Интересно, смогла бы она его поцеловать и свалить это все на стрижку?
— Это тренировка, — отшутилась она, хотя ей было совсем не весело. Совсем. Стыдясь самой себя, она была близка к тому, чтобы соблазнить мэра снова.
— Я и не знал, что, посещая мужского парикмахера, так много теряешь. Придется заниматься этим каждую неделю.
«Заниматься! Что за досада! Что этот человек делает с ней? Разве он не знает, что в своих мыслях она уже на шаг от того, чтобы его «атаковать?»
— Если захотите опять попасть ко мне, — сказала Кейт, — обязательно сделайте предварительный заказ.
— Захочу.
Касаясь руками этих жестких мужских волос, находясь так близко от его лица, она была не в состоянии разговаривать. Как в тумане, Кейт поднимала пряди волос, стараясь настроиться на рабочий лад.
Она думала, что может положиться на чутье, когда начнет стрижку.
И все же на ней лежала ответственность — не поранить ему уши.
— Какую вы хотите стрижку? Бритвой? Ножницами?
— Не уверен, можно ли вам доверить бритву.
— Хорошо сказано, мэр. Я тоже не уверена в том, что можно ли мне доверить.
Лишь лязганье ножниц и шум кондиционера нарушали тишину салона.
Бен притворялся, что пришел сюда из-за стрижки, а Кейт — что она стрижет обычного клиента. Но никому из них не удалось это хорошо сыграть. Пот выступил у него на бровях, а ее руки слегка дрожали.
«Интересно, что случится, если он обнимет ее прямо здесь, среди сушилок, растворов, бигудей? Что случится, если она поцелует его шею?»
Тишина стала непривычно натянутой, как струна. Бен хотел поблагодарить ее за букет. Он хотел пригласить ее на обед, собирался сказать много умного и интересного. Но это было до того, как Кейт запустила пальцы в его волосы. Он не думал, что станет пленником. Бен никак не ожидал, что волна желания лишит его дара речи.
Он слышал клацанье ножниц у своего уха, чувствовал легкое прикосновение нежных рук и знал, что это страсть. «Страсть обычно появляется при лунном свете, атласных простынях, — думал он, — а не в полиэтиленовой накидке при виде состриженных волос на полу».
Она продолжала стричь, а Бен решил, что проявление страсти бывает обманчиво.
— Так не очень коротко? — спросила Кейт.
— Срежьте еще немного.
Бену было наплевать, если он выйдет отсюда лысым. Ему захотелось растянуть удовольствие. Даже если она снимет с него скальп, он может спрятать голову под рыбацкой кепкой. Стрижка продолжалась, и желание его возрастало. Он не знал, что так приятно ощущать женские руки в волосах — нежные и требовательные одновременно, эротические, податливые, обещающие все то, от чего так сильно бьется сердце.