Шаман-гора
Шрифт:
«Что-то здесь не то», — подумал я, но вслух спросил.
— Так я что, уже трое суток пролежал? — мой голос прозвучал чуть громче, чем следовало.
— Тс-с, — прижала пальчик к моим губам Луиза. — Трое, трое. Лежи тихо, заполошный. Всех перебудишь. Я с тобой до самого утра буду, а после меня Катерина придёт.
— А сейчас, получается, ночь?
— Полночь уже, — утвердительно кивнула девушка.
— О, так у нас с тобой целый вагон времени. И что мы будем делать?
Мой взгляд был красноречивее всяких слов. Луиза беспомощно отвела
— Больной будет спать. А я буду рядом, — ответила она еле слышно.
— В смысле спать рядом со мной? — спросил я невинно.
— Господин поручик, не смущайте бедную девушку. Ради тебя я готова на всё. Но ты ведь знаешь, что вокруг нас люди, — вдруг решительно ответила она и посмотрела мне прямо в глаза.
Отметая всякие попытки сопротивления, я рывком притянул её к себе.
— Как же я по тебе истосковался, — прошептал я, задыхаясь.
— Каждый день видеть тебя и не иметь возможности даже прикоснуться. Боже, какая это мука!
Я приник к её губам. Луиза сначала робко, а затем всё жарче и жарче отвечала на мои поцелуи.
— Нет, нет, — неожиданно её ладони упёрлись в мою грудь.
— Я, наверное, заразный, — обидчиво протянул я. Но затем понял, что девушка права, а я просто застоявшийся кобель.
— Дурачок ты, хоть и ваше благородие, — с тоской произнесла девушка.
Я приподнялся и сел. Спина опёрлась о податливую стенку брезентовой палатки.
— Где мы? — спросил я.
— Мужики тебе отдельную палатку на плоту поставили, чтобы никто не беспокоил, пока ты хворый. Поначалу тебя хотели солдатики, которым ты командир, к себе забрать. Но мы всем миром отстояли, — обстоятельно поведала мне Луиза.
— А вообще, где мы? — спросил я снова.
Девушка поняла и ответила: — Ой, Мишенька, оказывается здесь столько много гольдских сёл, просто диву даёшься. Но народу там мало проживает. Детей вроде бы много, но до взрослой поры доживают единицы. А сейчас мы стоим рядом с их селом Челачи.
Это название мне ничего не говорило. Но, судя по времени, что мы отошли от Хабаровки, и по тому, сколько я провалялся, мы должны быть примерно посредине между Хабаровском и Комсомольском. То есть где-то в районе озера Болонь.
— Ладно, — махнул я рукой, — завтра разберёмся. А что поселенцы?
— Вот глупая, — шлёпнула себя ладонью по лбу Луиза. — Главного-то и не сказала. Вятских и воронежских уже всех по берегам расселили. Остались только мы да пермские.
— Ну вот, — огорчился я, — столько вместе пройдено, а самого главного и не увидел.
— Не переживай, родненький, — успокоила меня девушка.
— Которые тебе знакомыми были, кланяться велели. А так всё по-старому. Степан все пороги обтоптал да Алонка всё тебя караулит. День и ночь от палатки не отходит.
На душе стало приятно. Всё-таки я нашёл в этих временах настоящих друзей. Но тут вдруг до меня дошло.
— Мангрены до сих пор плывут с нами?
— С нами, с нами. Говорят, что пока командира не выздоровеет, они
— Вот черти! — я улыбнулся. За тонкой брезентовой стеной слышался плеск набегавших на прибрежные камни волн.
— Приоткрой вход, — попросил я.
Луиза выполнила мою просьбу и присела рядом. Я прижал её к себе, и мы замолчали. Девушка искоса бросала на меня испытывающие взгляды. Я делал вид, что чертовски заинтересован панорамой звёздного неба.
— Ну, хватит, да, — первой нарушила тишину девушка.
— А, что? — словно только сейчас заметив её, вздрогнул я.
Луиза ткнула меня в бок кулачком.
— Нехороший.
Я перехватил её руку и поднёс к губам. Девушка не сопротивлялась. Словно умудрённая долгим жизненным опытом женщина, она снисходительно смотрела на меня.
«Не заводись», — сказал я себе.
— Миша, расскажи мне что-нибудь о себе, — попросила она, вновь прижавшись ко мне.
— Чур, ты первая. Я уже и так о себе много чего понарассказывал. Аж самому страшно. А о тебе, кроме того, что ты обучалась с хозяйскими детьми, ничего не знаю.
— А ничего больше и не было, — задумчиво произнесла Луиза. — Я вот сейчас вспоминаю свою прошлую жизнь, и мне кажется, что я, пока тебя не встретила, и не жила вовсе. Словно вся моя предыдущая жизнь была подготовкой для встречи с тобой.
Нахлынувшая нежность заполнила грудь. Дыхание перехватило. Меня любят, и любят без дураков, по-настоящему, как может любить только русская женщина. Где-то в глубине души ворохнулся самовлюблённый червячок: «Вот он я какой! Сумел влюбить в себя такую раскрасавицу. Небось, вокруг их хаты парни все заборы пообломали».
Но, загнав эгоиста-червячка куда подальше, я спросил: — Всё равно расскажи. Как вы здесь оказались? Какие из вас переселенцы, пять девок? Что вы будете делать?
— Ой, и глупый ты, Миша, — улыбнувшись, покачала она головой. — Оглянись вокруг. Кругом одни мужики. Небось, в девках никто не засидится. Замуж заберут безо всякого приданого. А что молодой девушке надо?
— Ах, вот, значит, как! Замуж, значит, выскочить собралась?
— Я всегда знала, что не такая, как все, — горестно вздохнула девушка. — Дома, на Тамбовщине, меня даже белой вороной называли. Видно, судьба мне уготована иная. Чует моё сердце, не кончится добром наша любовь.
— Ну что, ты, глупенькая, — я ещё крепче обнял девушку. — Всё будет хорошо.
А сам подумал, что каждое человеческое существо, из живущих на планете Земля, несметное количество раз повторяло три простеньких слова: «Всё будет хорошо» и верило в эти слова, словно в молитву. Однако жизнь постоянно распоряжается по-своему.
Мы снова замолчали. За тонкими стенами уже вовсю занималось утро. Из распадков потянуло туманом.
— Ой! — опомнилась Луиза. — А ну, больной, немедленно спать. Вам необходимо соблюдать режим, — строгим голосом добавила она.