Шаман
Шрифт:
– Почему?
– Я видел однажды, как человек обжег расплавленным битумом лицо.
– Потом с ним все было нормально?
– Да.
– Так что это за мысль?
Осипов прикусил край нижней губы и посмотрел на небо.
– Мы под кайфом?
– Похоже на то. – Орсон довольно улыбнулся.
Если Осипов, так же как и он, смог сделать надлежащий вывод, следовательно, препарат, под воздействием которого они находились, был не слишком сильный и не вырубал способность анализировать и логически мыслить.
– Это какой-то галлюциноген?
– Полагаю, это комбинированный препарат, галлюциногенная
– Согласен, – кивнул Осипов. – Я сейчас попытался вспомнить номер самого первого своего мобильника и у меня легко это получилось. Но где мы это подхватили?
– Ты сам уже должен был догадаться.
– Мясо «каракатицы»?
– Ну, можно и так его назвать. Хотя я, пожалуй, буду называть его «Чага Орсона»! По-латыни это будет Inonotus obliquus Orsonicum!
– Слушай, кончай, – недовольно поморщился Осипов.
– А что, тебе не нравится? Или ты хочешь присвоить себе лавры первооткрывателя?
– Откуда в мясе это вещество?
– Так сразу ответить на этот вопрос я не могу. Возможно, это какой-то побочный продукт жизнедеятельности.
– Почему побочный?
– А тебе не все равно?
– Как-то странно звучит.
– Фиолетово.
– Что?
– Звучит – фиолетово.
Осипов прислушался:
– Да, пожалуй… А разве при термической обработке биологически активное вещество не должно было распасться?
– Быть может, как раз наоборот, именно при термической обработке оно претерпело некое изменение, в результате чего и обрело те свойства, которые мы сейчас на себе испытываем. Впрочем, все это лишь околонаучные спекуляции. Окончательные выводы о природе этого вещества и механизмах его воздействия на человека можно будет сделать только после лабораторного анализа. И ты знаешь, Вик! – Орсон направил на Осипова палец, на кончике ногтя которого вспыхнула яркая, как электрический разряд, искра. – Я займусь этим сам!
– Интересуешься галлюциногенами? – усмехнулся Виктор.
– Тут намечается прорывное открытие! – Орсон взмахнул руками, обрисовав контуры светящейся арки. – Новый нейроактивный препарат, оказывающий очень мягкое, но эффективное воздействие на психику. Наверняка в медицине ему найдется широкое применение.
– Получишь нобелевку – проставишься. – Осипов хлопнул приятеля по плечу. – Пошли спать!
– Проставишься – это что значит? – непонимающе сдвинул брови англичанин.
– Значит, сводишь всех нас в бар, – объяснил Осипов.
– За свой счет?
– Разумеется!
Квестеры не спеша двинулись к тому месту, где под деревьями лежали их вещи.
– И сколько я должен буду проставить?
– Ну, не по одной, разумеется.
– Сколько?
– Кто сколько осилит.
В голове у Орсона сам собой запустился процесс математического анализа обрисованной ситуации. Цифры были похожи на строящих сотовый
– Тебе не кажется, Крис, что ты торопишь события?
– Мой дед говорил, что к некоторым событиям нужно быть всегда готовым. Например, на случай, если тебе вдруг присудят Нобелевскую премию, лауреатская речь уже должна лежать в кармашке твоего смокинга.
– У нас примерно о том же самом говорят иначе.
– Как?
– От сумы да от тюрьмы не зарекайся.
Орсон ненадолго задумался. После чего изрек:
– Мрачный вы все же народ, русские. Если все ждут от жизни радости, то вы почему-то ждете беды.
– Это все из-за климата, – усмехнулся Осипов.
– Ну, да, я так и подумал, – кивнул Орсон. – Именно из-за климата ты в свое время и перебрался в Америку…
– Слушайте! – приподняв голову, недовольно буркнул разбуженный болтовней двух ученых Камохин. – Вы спать собираетесь?
Орсон с Осиповым посмотрели на него и дружно покатились со смеху – голова стрелка пылала пламенем негодования.
Глава 23
Услышав крик, Камохин в тот же миг проснулся, схватил лежавший рядом автомат, сдвинул планку предохранителя и дернул затвор. В следующую секунду он уже стоял на ногах.
То, что он увидел, было похоже на продолжение бредового сна. Вот только начало он не запомнил.
В свете двух костров, один из которых почти прогорел, а второй пылал так ярко, что отбрасывал ночную тьму аж за кусты, прямо в воздухе, ни на что не опираясь, раскачивался огромный темно-фиолетовый шар, сплошь покрытый буграми и выростами, будто гигантская уродливая тутовая ягода. И, черт возьми, у этой ягоды были круглые и плоские, как блюдца, глаза! Белесые, тупо таращащиеся в пустоту! Три глаза, расположенные в ряд чуть выше серединной линии шара! И огромная, безгубая, зубастая пасть – будто прямая трещина или щель, набитая зубьями пилы.
Это здорово смахивало на бред, но, черт возьми, это было на самом деле – здоровенная фиолетовая башка без тела!
Прихватив зубами сразу обе ноги одного из наемников, трехглазый тащил его в сторону от лагеря. Бедняга отчаянно хватался за траву и орал благим матом, скорее от ужаса, нежели от боли, которую он еще не успел осознать.
Не раздумывая, что это за тварь и откуда она появилась, Камохин вскинул автомат, прицелился и, быстро нажав на спусковой крючок, выпустил короткую очередь. Три пули, одна за другой, впились в фиолетовую голову, выбив из нее отчетливо видимые фонтанчики – то ли очень мелкие брызги, то ли газ, вырвавшийся из-под лопнувшей оболочки. Голова трижды дернулась, но никак более не отреагировала.
Камохин еще раз нажал на спусковой крючок.
Слева от него заработал автомат Штраусса.
– Что это за тварь?
– Понятия не имею!
От толчков попадающих в нее пуль голова вздрагивала и раскачивалась, будто надувной шар на ниточке, по которому били прутом. Но зубов при этом не разжимала и упорно тащила свою жертву в сторону кустов.
Кто-то из молодых аборигенов, кажется Лиам, подбежал к голове, упал на колени, пригнулся и снизу ударил ее копьем.
Дернувшись, голова не смогла сдвинуться с места. Тогда она начала медленно сползать по древку копья вниз.