Шаманский бубен луны

Шавалиева Сания

Впотьмах ударилась о край металлического стола. Знала же, что он здесь стоит. Много лет перед праздниками на нем тянули леденцы. Это был большой странный ритуал, словно колдовство: смесь сахара с водой превращалась в разноцветные конфеты. Пока кондитеры в большой кастрюле вываривали сироп, дети резали тугой рулон целлофана на полоски. Длинные конфеты в такой обертке смотрелись новогодними хлопушками. Сахар долго бурлил в воде, проверяя готовность, выварку, капали в холодную воду. Если застывала тягучей массой, значит, готова. На холодный металлический стол аккуратно выливали сироп, он жарко расползался.

Теперь начиналось самое главное: — Быстрей! Левый край уходит! Правый лови! Обжегся! — Все надо делать быстро, ловко. Ни одного лишнего движения, иначе карамель быстро застынет в камень. Мужики месили, женщины катали, дети заворачивали.

Справа от стола дверь в большой холодильник, рядом зеленый чан мешалки. Над ним вся стена завешана приспособлениями: лопатка для взбивания масла, лопасть винта для теста, проволочный шар для суфле.

В самом чане сейчас что-то скрежетало и шевелилось.

— Анфиса, хватит уже. Ты молодец! — ласково остановила мать девушку, которая усердно терла чан вехоткой. Если этого не сделать, Анфиса будет мыть до утра.

Наверное, матери надо было родить Анфису, почему-то мелькнула мысль у Аси. Вот она бы точно отмывала полы, пока кожа не слезла бы с костей.

— Иди жарь пирожки. — Отправила мать Анфису на кухню.

— Ага, — охотно ответила она, кинула вехотку в чан и быстро убежала.

Анфиса в кафе появилась недавно, и Ася еще не научилась с ней дружить. А дружить с ней надо уметь, потому что она особенная, солнечная девушка.

— Есть будешь?

— Буду.

— Иди в зал.

— У меня пуговицы отрезали.

— Какие пуговицы? — не сразу поняла мать, доставая вехотку из чана.

— Золотые. — Протянула куртку матери.

Мать вышла на свет, не сдержалась, раскричалась.

— Я так и знала! Я так и знала! С мясом-то зачем? Ну отрезали бы просто пуговицы?

Ася обошла кафе и зашла в него через парадную дверь.

— Привет, — сразу окликнула ее официантка Наталья. — Чего давно не приходила?

— Да так, — отмахнулась Ася.

— Рассольник не бери, скис. Пюре с котлетой отличные.

— Здрасти, теть Маша, — зашла Ася за стойку раздачи.

— Привет. Чего долго не приходила? Тебе как всегда?

— Да. Только без рассольника.

— Сегодня бефстрогановы, замечательное ароматное мясо, мягкое. — Подняла крышку сотейника. — М-м-м пальчики оближешь.

— Спасибо, теть Маша. Мне котлеты.

— Говорят, тебя сегодня в школе порезали.

Ася кивнула, забрала свою порцию, вернулась в зал, за служебный столик. В кафе всего два посетителя, и поэтому Наталья сидела рядом и наполняла синие стаканы салфетками.

— Без тебя и перец молоть некому, и салфетки получаются некрасивыми, — жаловалась Наталья, выкладывая бумажный веер. — Мать на тебя жалуется, говорит, совсем от рук отбилась. Ай! Не обращай внимания. Она последнее время совсем с ума сошла. Рычит на всех. Старость, наверное. Слушай, неужели я к старости буду такой же? Это же полный отстой. Тебе, говорят, сегодня куртку порезали? Вообще говоря, двадцатая школа какая-то бандитская. Зачем мать тебя туда записала? Вон же четырнадцатая рядом.

Ася поела, отнесла грязную посуду на мойку, заглянула в отсек матери. Пусто. Странно.

— А где мать? — обратилась к поварихе.

— В магазин побежала. За пуговицами. Просила дождаться. Тебе компот, чай с песком?

Ася вернулась в зал, села напротив Натальи.

— Я тебе зубной порошок купила. — Наталья чихнула, вновь закружила ручку мельницы, в которой молола перец.

— Зачем? — Хотя спрашивать бесполезно.

— С продавщицами «Восхода» (название продуктового магазина) говорила… апчхи-хи-хи!.. разговаривала, почему их Дед Мороз получается светлым… розовым или голубым… апчхи-хи-хи!.. А у тебя красным или синим… апчхи-хи-хи!.. Какой перец, ядрена мать.

— Почему?

— Они в краску добавляют зубного порошка.

— Как это? — не совсем уловила Ася.

— То есть наоборот. Порошок мешают в банке с водой, а потом туда наливают гуашь. Правда, здорово!

На столе появилась тарелка с двумя пирожными «картошка».

— Это что? — Ася и Наталья одновременно подняли головы.

— Асенька, миленькая! — Присела рядом Настя-кондитер. — Меня тете Поля послала, вот пирожное передала. Нарисуй для нас зайца из «Ну, погоди!», на кило, полкило и полтора.

Ася делала такие трафареты для тортов. Однажды перед олимпиадой мать попросила нарисовать три варианта олимпийского медведя. Так и понеслось: ракеты, зайчики, елочки, Деды Морозы. Такие тематические торты очень хорошо раскупались на праздники, правда был большой остаток бисквитного лоскута, но из него лепили «картошку». Ася обожала «картошку». По правде говоря, не понимала тех, кто не любил ее, пока не произошёл странный случай. В «Восходе» у прилавка кафе стояли две девицы: одна худая щепка, вторая ниже на голову, с длинной косой. В Губахе обычно парни мелкие, девки рослые. Девицы устроили великое сражение по выбору кондитерки. В кармане двадцать две копейки, — или одно пирожное, или две слоеные палочки. Спорили до хрипоты, потом одна обратилась к Асе: — Девочка, что бы ты купила? — Конечно, картошку! — ненароком разрешила Ася чужой спор. Позавидовала, как трепетно подруги поделили картошку пополам, перепачкались в какао-порошке.

Вечером по телевизору шел фильм про шведов. На экране бились, падали, сдавались в плен. Ася почему-то не выдержала, рано ушла спать. — Мать, заподозрив неладное, растолкала. — Заболела? — Не-е-е… — Да у тебя температура! — Не-е-е… — Поешь! — мать вложила в ее ладонь слоеную палочку. Это показалось обидным, она же знала вкусы дочери. Ася провалялась с температурой три дня. На четвертое утро проснулась выспавшаяся, бодрая и голодная. Почувствовала под боком что-то неудобное, вытащила потрепанную, подсохшую печеньку. Восхитилась вкусом.

— Сделаешь? Примерно, такого размера. — Настя-кондитер простым карандашом нарисовала на салфетке неровный круг ежика. Карандаш отдавал ванилином, от него на салфетке оставалась темная линия жира.

С дальнего стола позвали официантку. Наталья продолжала крутить мельницу. Значит, не услышала. Пришлось подсказать, толкнуть в бок. Наталья сорвалась, как дуреха, поскакала по залу, на ходу из кармана белого крахмального фартука вытаскивая блокнот. Кивала, записывала, будто слышала, что заказывали. Наталья оглохла еще в детдоме, после очередной простуды. Скрывая недостаток, прекрасно научилась читать по губам, эмоциям.