Шаманский бубен луны

Шавалиева Сания

Ася поднялась с дивана, воткнула ноги в валенки, накинула рыжее пальто.

— А как же желание?

— Тысяча, — отмахнулась Ася. — На место одного тут же приходит другое. Придется всю жизнь бить в бубен?

— Ну ты определись. На мать не серчай, добра желала. Я слышала, как она в кафе выговаривала тренеру, чтобы тот запретил Алексею за тобой ухаживать.

Ася посмотрела на нее недоверчиво.

— Не удивляйся. Тебе по жизни еще пёхать

и пёхать, а мать твоя уже у горизонта, повидала, пообжигалась. Может, и права была. Но ведь со стороны не поймешь. Был бы витамин счастья, так и я бы его тоже выпила…

— Вы точно это слышали? — все еще сомневалась Ася.

— Я ж как раз шубу мерила, а тут спортсмены пришли на обед, вот мать и рванула.

— Какую шубу?

— Шубу купила у твоей матери. А ты не знала? Хорошая вешь. Такую в Губахе ни за какие коврижки не отыскать…

Мать сидела на табуретке около кухонного стола и слушала по радио песни Людмилы Зыкиной. На дочь не отреагировала.

— Ужинать будем?

Мать промолчала, кивнула. Ася успела заметить ее потрясенный взгляд. Мать тотчас уткнулась в радио. Уши пылали красными флагами.

— Ты чего?

Мать вытянула руки, веером раскрыла пальцы. И Ася между пальцами увидела лопнувшие ранки, словно кожу ровненько подрезали ножницами.

— Я сегодня медкомиссию не прошла.

На памяти Аси это было впервые. Каждые три месяца все работники кафе в местной поликлинике проходили медкомиссию, и у матери никогда не возникало проблем.

— И что делать?

— Пока неделю на больничном. Потом легкий труд. Если за месяц не выправлюсь, уволят.

— Отчего это?

— Врач сказал — нехватка витаминов. — Мать кивнула на пузырек с рыбьим жиром. — Выписал. Я уже половину выпила.

Вновь наполнила столовую ложку, сглотнула, посмотрела на пальцы, ничего не изменилось.

На седующий день, перед уроком истории, когда Ася пыталась запомнить определение шовинизма, к ней подошел Шилков и положил на парту пять рублей. Ася подняла голову.

— Что это?

— На палатку.

— Ты-то при чем?

Вместо ответа он достал из кармана еще монеты и ссыпал ей в ладонь.

Подошла Наташа Бердникова:

— Это от нас с Верой.

От Василекиной перепало четыре рубля, Герн — три, Палаускас — пять… В итоге собралось тридцать восемь рублей. Все равно мало, но и за это низкий поклон.

Ася зашла в пукт проката вместе с облаком холодного воздуха. У стойки с лыжами толпилась малышня, наверное, класс третий. Усердно тормошили облезлые лыжи и беспрерывно гундели, расхваливая или позоря, обзывая досками, дровами.

Марьюшка устало возрилась на Асю.

— Деньги принесла, не все правда. — Ася стала выгребять из кармана мятые рубли, желтые и белые монеты.

Марьюшка отмахнулась.

— Твоя мать еще позавчера погасила долг, — увидев округлившиеся глаза Аси, пояснила. — А что ты хотела? Да, позвонила, поговорила. Мне зачем проблемы с учетом? Вы нашкодили и в кусты, а мне за решетку? Чего я должна всех вас покрывать, у меня тоже дети. И так скомпенсировала на амортизации, хотя палатка новехонькая была.

Тут девочка подтащила новые лыжи, чуть ли не вдвое выше неё.

— Вот откуда ты такая хитрая? — взвилась Марьюшка. — Лыжи должны быть на уровне вытянутой руки, а эти даже мне велики. Ваша стойка там.

— А паспорт? — наконец очнулась Ася.

— Так матери и отдала. Что ты на меня вылупилась, иди давай…

И тут стойка с лыжами стала медленно заваливаться на бок, малышня бросилась врасыпную.

— Иттить колотить! — взвилась Марьюшка. — Ах вы засранцы, кто ж вас воспитывает?

От грохота никто не видел и не слышал, как в салон зашел человек с баулом.

Марьюшка узрилась цепким взглядом.

— Тут это, — неуверенно начал человек, — тут вот палатка у моей сеструхи в походе сгорела.

Марьюшка взглянула на Асю. Ася отрицательно покачала головой, это не ее брат, вообще незнакомый человек, хотя кого-то напоминает.

— Палатка хорошая, мне без надобности. — Человек принялся поднимать стойку, собирать разбросанные лыжи и палки.

— И мне без надобности, — бухнула Марьюшка, — вон ее маманька заплатила, отдай ей.

— Мне зачем? — удивилась Ася.

— Возьмите, — потребовал незнакомец. — Мне надо ее отдать. — И так дернул плечами, что Асе вновь это показалось знакомым.

— Как ваша фамилия? — стала листать бухкнигу Марьюшка.

— Зачем?

— Ну вдруг еще кто должен. Хотя я не помню, чтобы брали.

— Бородулин.

— Валя Бородулина ваша сестра? — неуверенно спросила Ася, — так значит это вы…

Договорить не дал, вышел на улицу.

Ася с трудом дотащила палатку до дома, сунула под кровать и первым делом залезла в коробку с документами. Ее паспорт лежал сверху, словно напоминал, что она уже взрослая. Она перешагнула, вступила в серьезную жизнь, напитанная детством, юностью, рыбьим жиром и верой в чудо.