Шаманский бубен луны
Шрифт:
— Кропачев, готово?
Кропачев пыхтел над листом и оглядывался по сторонам.
— Чо писать-то? Откуда я знаю, как я отношусь к своим одноклассницам? Как ко всем, по-разному.
— Выбери что-то среднее. Ну, к примеру, что тебе приходит на ум при слове Ася Мурзина.
— Чувырла! — не задумываясь, ответил Кропачев.
Ася оглянулась: «Кропа, моя мстя будет вечной!»
— Кропачев, — одернула его Половинка. — Это сущая ерунда. У тебя неправильный взгляд.
— Нормальный у меня взгляд. Честный, без косоглазия.
— Прямо все чувырлы?
— Ну нет, конечно, — и Кропачев чуть не спалился, когда хотел оглянуться на Таню Компотову. Она реально самая крутая из всех телок. Но блин, кишка тонка ей об этом сказать. Она со своими патронами в лифчике и Колей в башке совсем свихнулась.
Ася смотрела на чистый лист бумаги и в голове пульсировала мысль разочарования: ругала себя, что не догадалась сбежать после заседания Совета дружины. У этой Половинки необъятное количество анкет и вопросов, реально, чтобы на них осмысленно ответить, всей жизни не хватит. Для Аси все пацаны в классе тоже чуваки. В кого тут влюбляться? Смотреть не на что.
— Время, — постучала пальчиком Половинка по столешнице парты.
Кропачев быстро написал, Половинка прочитала вслух.
— Родниковая вода. Не поняла.
— При слове «одноклассница» мне приходить на ум родниковая вода. Чистая, светлая.
— Красиво, — похвалила Половинка.
— Ну дак! Только уши греть, — усмехнулся Кропачев, — Знаем, что хотите услышать. Родниковую воду пишем, а в уме исправляем на чувырлы, яд. Полина Николаевна, а мы пойдем на выходные в поход?
— Так мы уже три раза ходили.
— С ночевкой ни разу, — раздался голос Гордеева.
— С ночевкой сложно, — задумалась Половинка. — Сейчас морозы.
— У нас всегда морозы, — загудел класс. Идея похода с ночевкой всех возбудила.
— Тут надо с подготовкой, — упорствовала Половинка. — Да и вообще, я в походы никогда и не ходила. Только с вами впервые. Надо палатку взять, печку.
— Какая печка? Сушняк напилим. Костер всю ночь будем жечь.
— А то как тайгу спалите? — испугалась Половинка.
Всех громче смеялся Палаускас.
— Против снежной тайги у костра сил малехо. Зимой всегда побеждают белые. Тут если подумать, то надо палатку, — задумчиво продолжил он. — Всю ночь у костра не просидеть.
— А я с удовольствием! — выдохнула Ася и представила… ничего не представила, не хватило фантазии.
— А где взять палатку? У вас есть? — спросил Кропачев у Половинки.
— Откуда?
— Можно взять напрокат, — встряла Нина Василекина. — Я вчера лыжи напрокат брала, в перечне видела палатку.
— Сколько стоит? — уточнил Кропачев.
— Не знаю, — виновато ответила Василекина.
— Может, узнаешь, ты ведь близко живешь, — предложила Герн.
— Пошли вместе, — спохватилась Василекина.
В павильон проката они ввалились вшестером, остальные остались снаружи. Тетка с высокой седой култышкой на голове одновременно грызла семечки и крючком вязала белую салфетку.
— У вас есть палатки? — спросил Кропачев.
Приемщица тыльной стороной ладони утерла губы, прочавкала:
— Вам какие?
Все повисли.
— Чего какие? — переспросил Кропачев.
— Какую спрашиваю вам палатку? — Раздавила семку пальцами, ядро в рот, шелуху в кулек.
— Нам в поход.
Приемщица глубоко вздохнула, словно семечка застряла где-то в горле и ее надо было протолкнуть.
— Вам скольки местную? Четырех? Семи? — крючком показала на прейскурант. — Выбирайте. В наличии только четырехместная и пятнашка. Четверка — рубль шестьдесят в сутки, пятнашка — три.
Первой сообразила Василекина.
— На два дня четырехместную.
— Четыре восемьдесят. — Отсчитала на костяшках счетов приемщица.
— Почему так дорого? — загудели всей толпой. — Три двадцать только.
— За три дня.
— Нам на два дня. В воскресенье вернем.
— В воскресенье прокат не работает. — Она подчеркнуто элегантно ноготком мизинца стала выковыривать из зубов застрявшие остатки семечек.
— А мы виноваты?! — нарастало негодование.
В зал вошла уборщица и все ее узнали. Это была Василиса Николаевна, мама Пети, одного из одноклассников, маленького серого воробушки, раздолбая, тунеядца, вруна. У него всегда болел живот, и поэтому он вечно просыпал, опаздывал, не учил, не участвовал. С трудом закончив восемь классов, с радостью свалил в училище Коксохима. Школа конечно пыталась перевоспитать Петю, вызывала маму. Василиса Николаевна непременно приходила, улыбалась своим единственным глазом, внимательно слушала упреки класснухи, прижимала сыночка к боку, словно ограждала от всех бед и напастей. В отличии от многих, она свое чадо безмерно обожала. Любила не за пятерки и достижения, любила за то, что в послевоенном безмужицком одиночестве, он появился в ее жизни долгожданным счастьем. Петя тихо улыбался маме, целовал в щеку, клевал хлебушек, который она приносила. И все понимали, что в их неполной семье полная гармония.
— Деточки! — улыбнулась Василиса Николаевна. — Деточки, как я вам рада. А вы чего к нам, всем классом? Как здоровье, как родители, как учеба? А мой Петенька пятерку получил по металлу.
Кропачев не стал вникать, что такое пятерка по металлу, а сразу пожаловался Василисе Николаевне на произвол, ему показалось, что она легко решит эту проблему.
— Нам надо палатку на два дня, а дают на три.
— Они ж хотят вернуть в воскресенье, — ответила Марьюшка вопросительному взгляду уборщицы.
— Марьюшка, давай я выйду, приму, — с ходу предложила Василиса Николаевна.
Марьюшка собрала семечки в горсть, высыпала в кулек.
— Ладно сама выйду, паспорт давайте.
Все разом оглянулись на Асю. В классе паспорт только у нее и Василекиной. Самое странное, что и Василекина выжидающе уставилась на Асю.
— То есть? — удивилась Ася. — Я что-ли должна?
— Можно паспорт родителей.
— Давай Мурзина не жмоться? — Кропачев бухнул Асю по спине. — Ты ж наша дряхлая старушка, выручай коллектив. Должна же ты понимать?