Шаманский бубен луны
Шрифт:
Послышался шум, сверху посыпалась камешки, трава, земля. Шилков сползал на корточках, хватался за корни, выступы. Словно любимую собаку, он гладил стену, уговаривал, увещевал. Неожиданно Ася вспомнила его первоклассника, с тремя длинными гладиолусами в руках, которые, как пики, торчали высоко над его головой, уж очень одиноко он тогда смотрелся. Теперь этот одинокий мелкий, склонился над ней и от него исходил заметный запах пота, тройного одеколона и хвойной смолы.
— Как ты? — опасливо прошептал он, отцепил край Асиной куртки от крючка ветки, дернул за руку, поднял. — Ты меня напугала. —
Ася молча отстранилась и, цепляясь за ветки, пошла вдоль дерева. Уже никаких угрызений совести, только злость. Пусть теперь ждет. Герой сумасшедшей одноклассницы! Зря что ли рисковала? Теперь без подарка она отсюда точно не уйдет. Она сбивала снег, пыталась отодрать кору и понимала, что дерево настолько окаменело, что слилось с корой воедино, даже ветки были убийственно мертвы. Сколько же веков оно здесь лежало? Может, со дня сотворения мира, образования Уральских гор? Никто, впрочем, на это не ответит. От удачного спасения и приятных поисков коры, Асина злость совершенно улеглась. Она разгребла снег у основания, выбрала самое надтреснутое место, как Шурале, воткнула пальцы в расщелину и с силой потянула на себя. Удалось отодрать щепу размером с ладонь.
Со дна воронки потянулся черный туман ночи, сквозь него пробивалось остаточное движение солнца, которое покатило в свою неведомую спальню, оставляя после себя длинные дрожащие тени. Мороз показал свои зубки, старательно покусывал щеки, спину. А остывающее дыхание ветра разбудило зайцев, птиц. Когда завыла собака, Ася вздрогнула, прислушалась — пусть это будут собаки, а не волки. Еще пришло на ум, что неплохо бы подкрепиться вот здесь, на дне воронки, на стволе окаменелого дерева. Теперь от сала откусывали попеременно.
От перекуса появилось тепло, которое поднималось от живота к вискам, спускалось по позвонкам к ране. Она категорически не желала успокаиваться. Постепенно промокала сукровицей, противно прилипала к майке и напоминала Асе, какая она бестолковая, неудачливая. Мнила себя взрослой, а рассуждала как наивный ребенок, обнаруживая какое-то безграничное сиротство души.
Небольшой толчок, и молодое крепкое тело одним движением бросило вверх, через край пропасти, на голубой снег. Снег превосходный, теплый, мягкий, искрящийся, приправленный хвоей, створками шишек, коры. Теперь надо встать на лыжи и броситься через всю тайгу к теплому дому…
Через два часа она уже стояла в прихожей и, разбрасывая снег по половикам, стягивала с себя куртку, ботинки, штаны. Мать терпеливо смотрела.
— Что-то случилось? Ты же сказала с ночевкой.
— Я тоже так думала. Но мы их не нашли.
— Кто мы?
— Да я с Шилковым. — Ася бросила на пол кофту со снежными шарами по подолу.
— Ты чего вся в снегу?
— В воронку упала. Во смотри, — и Ася показала красную кривую царапину от трусов до подмышек.
— На глисту похожа, — вздохнула мать. — Алоэ приложи.
Мать заботливо собирала, отряхивала, шарилась по карманам. Нашла кусок коры.
— А это зачем?
— Да так, — Ася забрала трофей, положила на крышку шкафа. — Не трогай, мне для школы надо.
Раскидав по прихожей одежду, побежала греться в ванную. Попробовала встать под душ. Но через секунду пискнула от боли, оберегая рану от горячей воды, встала боком. Вехоткой поелозила по ногам, хозяйственным мылом намылила голову, расчихалась от его резкого запаха.
После душа быстро уснула, привиделся сон: на вершине горы стояли два человека, один — настоящий шаман, в птичьем оперении, с раскраской на лице, второй — похож на гигантский кусок коры. Оба били в огромный бубен. Ася присмотрелась, и вовсе это не бубен, это огромная луна, краем лежащая на вершине…
Глава 23
Теория развала схождения
— Ну и где вы были? — ехидно спросила Ася у Кропачева.
— А где ты была? — спросил он вместо ответа.
— Мы с Шилковым всю тайгу облазили. Вы палатку вернули? Паспорт давай.
— Тут это, — затараторил Кропачев, — мы вчера поздно пришли, а там мороз минус сорок, ну ты же знаешь.
— Да не было вчера минус сорок, — сказала Ася и тотчас спохватилась. — Палатку вернули?
— Давай вечером.
— Что вечером?
— Вечером отнесем палатку.
Ася вытаращила глаза и превратилась в статую.
Кропачев смущенно зыркнул по сторонам, зорко всмотрелся в Палаускаса, зашедшего в класс.
— Серега! — Кропачев переместился между партами, догнал Палаускаса и стал что-то ему говорить и доказывать. Палаускас слушал, кивал. — Мурзина, — позвал Кропачев. — Я договорился с Серегой, он поможет.
Вечером Палаускас тащил тяжелый туб палатки. По горбатой тропинке, ведущей от универмага к пункту проката, в обе стороны двигались редкие фигуры, мимо медленно проползали усталые машины с усталыми шоферами. Вдвоем вошли в пустое помещение проката. В холодном воздухе тускло дрожала лампа, сил хватало только согреться и не перегореть. Закутанная в шаль крест на крест, как оборонительное сооружение, в зал вошла Марьюшка, на столе открыла книгу. Фамилия Мурзиной обведена красным жирным карандашом.
— Просрочка! — Марьюшка ткнула коготком в запись. Штраф — три рубля.
Ася вздрогнула и приготовилась спорить.
— … и еще плата за один просроченный день. Я вчера как дура из-за вас выходной потеряла.
— Вы не говорили… — стала мямлить Ася.
— Вы палатку сдаете? Или еще будем оформлять на сутки?
— Сдаем.
— Разворачивайте. Будем проверять.
Они выдернули тяжелый брезент из мешка, на пол посыпалась хвоя, стружка, зола. Марьюшка стояла рядом, охала, потирала поясницу.
— Вот! — бодро сказала Ася, раскрутила ткань и с ужасом увидела посреди зеленого брезента дыру с неровными выжженными краями.
— Что это? — взвыла Марьюшка.
— Не-е… — помотала Ася головой, словно пыталась сбросить картинку. — Это не наша палатка.
— Да ла-дно! — Марьюшка сунула руку в карман, вытащила носовой платок, громко высморкалась.
— Откуда это? — Ася коготками царапала дыру, словно пыталась ее уничтожить.
— Это точно она? — оглянулась на Палаускаса. Он кивнул. — И ты знал? — «Знал».