Шаманский бубен луны
Шрифт:
— Да не мое это, — продолжила буксовать Ася, повернула, перевернула, сунула-высунула руку сквозь дыру. — Подсунули чужую? Себе забрали хорошую, а мне это? — Попыталась выкрутиться, обмануть. — Так и было.
— Ну конечно! — заговорила в платок Марьюшка, сморкаясь. — Так что?! Будем оформлять акт порчи государственного имущества?
— Без акта можно? — спросил Параускас.
— Можно, если возместите ущерб.
— Сколько? — оглянулся Палаускас на Асю, словно приготовился спасать ее от обморока.
— Сейчас посмотрим. — Марьюшка деловито плюхнулась на стул, дернула дверцу стола и вытащила тяжелую амбарную книгу. Долго листала страницы с закругленными ветхими углами, сверяла, била по костяшкам счетов и наконец зачитала приговор. — Девяносто шесть рублей…
«Бьют часы на башне, бьют часы на башне — Бим! Бом! Бом!» — Ася плелась по дороге и никак не могла освободиться от музыкальной распевки. — Бим! Бом! Бом! колотило в виски, голову, сердце. — Девять! Шесть! Девять! Шесть!
От снегопадов дорога сузилось до узкоколейки. Проспекту зимой тротуаров не полагалось, предлагались только сугробы, колдобины, ухабы, голодные собаки. Одна всю дорогу тащилась следом, иногда с надеждой отвлекалась на бумажку, с подозрением поглядывала на проходящие ноги. Ася чувствовала себя гороховой шутихой, над ней посмеивались, расслаблялись и никому не было дела до ее порядочности и отзывчивости, пикнуть не успела, как ей подсунули проблему. Она шла и шла, а улица все тянулась и тянулась, а настроение ухудшалось и ухудшалось, ближе к дому совсем испортилось, скукожилось. Теперь Ася и сама напоминала эту голодную собаку с облупившийся шерстью, просевшими глазами, увешанную махровыми шарами чертополоха. На фоне света фонарей тень собаки горбато вытягивалась вверх и смотрелась зловеще.
— Вот что ты ко мне пристала? — спросила Ася у собаки. — Меня и саму скоро из дома погонят.
Собака исчезла, и Асю тут же догнал Дрыщ. Совсем другой Дрыщ, не тот, что когда-то открывал ей дверь. В длинном кожаном пальто, в лаковых ботинках, в шапке, похожей на чугунок. И внутренне он как-то изменился. Вид довольный, взгляд глубокий.
— Привет, котенок… — хохотнул он Асе, и уступая место мусорке, за руку втащил ее на сугроб. Теперь с высоты можно было видеть кузов, женщину в фуфайке, в брезентовых варежках, сквозь дыры в шали просвечивал белый платок.
Дрыщ схватился за борт машины и, утопая в снегу высокой обочины, пошел рядом.
— Ма, я женюсь.
Женщина встрепенулась, стянула с губ на подбородок платок, улыбнулась черными зубами, несмело перекрестила.
— Ма…приходи, я тебя с женой познакомлю… — Дрыщ шел вдоль обочины под низко склонившимися ветками тополя, которые умудрялись стряхивать снег ему за шиворот. Сугроб закончился. Машина проследовала мимо и остановилась у шестого дома.
На минуту Ася забыла про палатку, про свои проблемы, уверенно схватила Дрыща за руку.
— Почему ма? Реально ваша мать?
— Скажи, что ты не знала? — сквозь зубы процедил Дрыщ.
— Откуда?
Дрыщ сплюнул в сторону.
— Харе врать! — сказал раздражённо и Ася вновь уловила того Дрыща, которого знала. — Я же видел, как ты поносила мать при Верке. Я бы на ее месте припарковал бы тебе пару звезд, чтобы оба глаза светились.
Ася открыла рот.
— Ты чо, совсем? Да я не в зуб ногой. Честно.
— Честно? Верка ревела, как корова. А еще подруга называется. Правильно она тебя бортанула.
По сути прав. Вспомнила, что пару раз отвратительно отзывалась об этой женщине, но она никогда бы не подумала… а чего Верка молчала, не предупредила? Когда ездили в Пермь, чуть Асю с поезда не сбросила, все докапывалась и провоцировала. Она вроде говорила, что мать умерла? Или не говорила?
— Ну и чтобы совсем понятно. — Дрыщ повернул к Асе красное мокрое лицо со злыми глазами. — Да! Она алкашка. Да! Ее лишили материнских прав. А я женюсь. Слышь, ты? Женюсь!
— Чего разорался? Женись сколько влезет… — В груди у Аси что-то хрустнуло, словно разбилось сердце.
— Всякое изменение силы, будь то болезнь или здоровье, сводится к перемещению сил в пространстве. Это явствует из физики. Ты же изучаешь физику в школе? — уточнила шаманка у Аси. — Это называется законом сохранения энергии, на деле пустот не существует, они заполняются плюсами или минусами, отрицательной или положительной энергией.
Ася сидела на старом диване, на покрывале с темными масляными пятнами. Диван жесткий, с далекой спинкой. Шаманка стряхивала пепел на мокрый мох в тарелке. Что она курит? Это не запах табака. Асе уже не стыдно, что она сегодня в школе всем наговорила гадостей, ей уже не обидно, что все отказались сброситься на палатку. Хихикали, уходили, убегали, отнекивались, доказывали, что их в тот день в походе не было. Только Кропачев и отдал рубль.
— Почему только я? — злобно орал он и оглядывал класс. — Я вообще не хотел ни в какой поход!
Эта открытая неприязнь класса показалась Асе бетонной стеной. Хотя в какой-то момент мелькнула надежда, что у нее хватит сил и смелости разрушить эту преграду, а в итоге почувствовала, что разрушается сама. Она разбилась о нее вдребезги. Теперь она сидела у шаманки. Похожая на Млечный путь в облаке осколков звезд, на разбитую глиняную кружку Половинки. Кружке не суждено собраться воедино, а Асе надо. Она ждала от шаманки чуда, была уверена, что ее волшебная сила поможет восстановиться: склеит, вдохнет жизнь — иначе жить так невозможно, в душе только боль и обида, которая рассыпала Асю по вселенскому миру.
— Пойми, что на земле не существует колдовских действий, иначе бы разрушился весь мир.
— Но как же. Пишут же в сказках, — удивлялась Ася.
— Если бы такое и существовало, то это было делом рук дьявола.
— Ну вот же, значит, возможно. Откуда-то это пришло?
— Это была еретическая лженаука. Следуя учению святого Фомы, где он говорил о вредительстве ведьм. Он утверждал, что чародейства не существует и что оно живет лишь в воображении людей — приписывал ведьмам и шаманам махинации с естественными явлениями, причина которых скрывалась в невежестве.
— Значит, я зря притащила кору? — скисла Ася.
— Ну почему? — пробормотала шаманка, озираясь по сторонам. — Я тоже не признаю существование ведьм, но свято верю в закон сохранения энергии: то что убыло у тебя, прибыло другому. Вот сформулируй свое самое заветное желание.
Ася заерзала на диване. Чего она хочет? Помириться с Верой, но, наверное, можно попросить прощения, объяснить, что не знала подробностей о ее матери. Вспомнила о ссорах со своей матерью, теперь они показались мелкими и неубедительными. Ссора с одноклассниками тоже повернулась другим боком, она словно шепнула правду, но разобрать смысл Асе еще не хватало мудрости и мозгов. Она может потратить всю жизнь, чтобы разобраться в этой шараде. Шаманка говорила, что у каждого человека свой фейерверк. Свое игровое поле, где он или выигрывает, или проигрывает, а потом прячется подальше от толпы, и так же страдает, плачет, переживает. Как бы, наверное, им хотелось, чтобы учителя на торжественных линейках громко объявляли их имена, дарили грамоты. Шилкову вчера вручили, а у него в глазах только боль и тоска. Палаускаса не оценили, признали мудаком, когда он взял грех соседки на себя, и теперь у них летом свадьба и рождение ребенка. Вокруг еще много проблем, но зачем ей чужие? Своих выше крыши. Ася взглянула на шаманку и хотела рассказать про одиночество в кинотеатре, сгоревшую палатку, про Алексея и… так много вокруг несправедливого! Какой-то развал схождения.