Шанс номер два
Шрифт:
Ханжи, настраивают Верку против него! Половиной семейных ссор обязан им.
Алексей скинул ботинки и прошел в комнату.
Первое, показавшееся вдвойне необычным, – она сидела, забравшись с ногами на диван и не обращала на него внимания: ни укоризны в глазах, ни намека на слезы, ни подчеркнуто холодного "здравствуй". Вообще ничего. Словно и не вошел в комнату. Второе – несколько толстых книг по медицине: популярная энциклопедия на английском языке, купленная Вериным дедушкой в Америке, учебник для медвузов "Педиатрия" – наследство Алексея от бабушки, подшивка журналов "Здоровье" за год и еще незнакомый Алексею
Вера была бледна и выглядела измученной. Алексей подметил: она в джинсах и в пушистом свитере, словно только пришла откуда-то и не успела переодеться в домашний халат. Однако, на журнальном столике – пустая чайная чашка и блюдце с недоеденным бутербродом. Засохшие чаинки на донышке подсказывали Алексею: жена вернулась давно. Взглянув на часы – было семь минут первого.
Итак, пришла давно, но спать не ложится, чем-то взволнована, читает медицинские книги. На секунду мелькнуло: он чем-то заразил ее! Но вслед рассудок отмел предположение. Алексей тщательно берегся, – в одной из папок на полке (якобы с журналистскими материалами) – солидный, быстро расходуемый и заботливо восполняемый запас резиновых изделий.
Алексей подошел к серванту, достал пачку индийского чая, отправился на кухню. Разгадывать поведение жены не собирался. Если ждет плохая новость – воспримет ее спокойно. Ибо что может быть хуже неба, старающегося низкими тучами прижаться к земле, и жизни, подернутой дымкой мозглого тумана. И ты ведешь бесконечную погоню за чем-то ускользающим. Гонишься и вдруг, шагая по собственному двору, понимаешь – перестал испытывать удовольствие, наоборот – чувствуешь себя озябшим и одиноким человеком, в который раз возвращающимся домой слишком поздно. Утратившим способность не только радоваться, но и страдать по-настоящему.
Впрочем, возможно, эти мысли навеяны чрезмерной порцией коньяку, выпитого в баре, и чересчур нервным днем…
* * *
– Думала, будет ребенок, ты угомонишься. Нет, не способен даже на это? – сказала Вера.
Дождь на улице прекратился, и сквозь неплотно сдвинутые шторы спальни проникал тусклый свет выглянувшей между тучами луны.
– На что?.. – не понял Алексей.
Полчаса назад она отдалась легко и непринужденно, и было подумал: медицинские книги – не связанное с их семьей любопытство. Но Верочка неожиданно заговорила…
– На то, чтобы сделать мне… – произнесла она и осеклась, даже в темноте, лежа чуть ли не с головой под одеялом, чувствовала неловкость, говоря об интимном: – Сделать мне ребенка! – ей удалось пересилить себя.
– Ясно… В книгах этим же интересовалась? – голос Алексея зазвучал спокойно, даже равнодушно. Но от недоброго предчувствия его сердце тягостно сжалось и вновь, второй раз за день, заныли зубы.
– Да! – ответила она. – И не только в книгах.
– Вот как?! Где же еще?
– В медицинском кооперативе. У очень хорошего, пожилого профессора. Кстати, и обследование прошла…
– И что же для себя выяснила? – он говорил так, словно вопрос касался и мог взволновать лишь Верочку, Будто не его судьба поворачивалась неожиданной, горькой гранью.
– Совершенно здорова. Могу иметь кучу детей! Но до сих пор нет и одного. Почему?..
* * *
Ночь он провел плохую, бессонную. Притом, что выяснения отношений не было, – риторический вопрос Верочки стал последним в разговоре.
Если бы Алексея три дня назад спросили, что будет чувствовать, когда подобное произойдет – Верино посещение врачей, недвусмысленный намек на его неполноценность, – вероятно бы ответил: "Удар переносим. Ведь мужское самолюбие для меня главное. Просто с ума сойди от отчаяния: – я – неполноценный мужчина?!..
Ничего подобного, – не испытал каких-либо сильных эмоций. Не потому, что надеялся: Верины подозрения беспочвенны. Наоборот, сразу поверил, – жена близка к истине. Однако следующей мыслью стало: разве это открытие отразится на завтрашнем визите к Загодеевой или возможности послезавтра пойти к какой-нибудь другой женщине?.. Не отразится… Верочка от него уйдет? Пусть. Давно в глубине души поражается, застав ее очередным поздним вечером в квартире, – ждет, что жена как-нибудь сбежит 'к матери. Тогда ее не вернут ни его железный характер, ни штамп в паспорте, ни умение привязывать к себе женщин.
В переживаниях этой ночи не было испуга или отчаяния. Просто взглянул на себя другими глазами. Ведь прежде представлял жизнь так: любимая работа, семья и, – вино, украшающее скучный стол, одна сильная страсть: женщины. Я – раб, гребущий на галере страсти, думал он.
Оказалось, душа раба уже переселилась в галеру. Раздвоилась, и половина, ставшая определяющей, пожирала носом воду, безразличная к мукам прикованного к веслу человека.
* * *
Серая, брежневского периода, башня, сразу произвела на Алексея неприятное впечатление: с просторными балконами, на многих этажах забитыми никчемной рухлядью, с серыми подтеками, которые образовали на стенах не прекращавшиеся вторую неделю дожди, – походила на гигантскую колымагу старьевщика, сделавшего здесь короткую остановку. К тому же, – Алексей обратил внимание, – перед единственным подъездом стоял канареечно-желтый милицейский "Уазик" – его ребристые протекторы залеплены свежей грязью.
"Бр-р!" – ночью неожиданно похолодало, и теперь Алексей зябко поправил воротник плаща. Казалось, вот-вот посыплется мокрый, тающий при соприкосновении с землей, снег.
Он толкнул дверь подъезда. На второй, внутренней двери разломанной, исцарапанный неприличными словами, кодовый замок. В середине кнопочного пульта – здоровенная вмятина: сплющенные кнопки наводили на мысль, – саданули увесистым предметом. Скрипнув, внутренняя дверь распахнулась.
В подъезде пахло сигарным дымом, паром из подвала и пролитым вином. Алексей вызвал лифт. Загодеева жила высоко.
Обычно в последние минуты перед встречей его охватывала нервная, возбужденная дрожь, – каждая клеточка существа готовилась к атаке. Ловкий, хитрый, продумывающий очередной жест, слово, – в подобные мгновения Алексей собирался как никогда. Будто ловец перед решающим броском сети. Сегодня же этого не было, ночь накануне не прошла даром. И теперь действовал больше на уверенной, выработанной опытом привычке, а не на вдохновении.
Не потому ли Алексей не сделал правильного хода, когда лифт остановился на этаже. Ведь в проеме раскрывшихся дверей показался милиционер. Алексею следовало вторично утопить– кнопку, словно исправляя случайную ошибку техники. Уехать вверх или вниз, постараться покинуть дом. Но никак не выходить на этаж.