Шантаж
Шрифт:
— Оставь сторожей у ворот да пройдись с людьми по городу. Как бы местные не взбунтовались. Да даже не в бунте дело — передерутся, старые обиды повспоминают. А там пойдут богатые дворы разбивать, запалят чего-нибудь. А этих… Этих не трожь, они за мной. Надо чего с ними будет — сам скажу.
Десятник неразборчиво, но утвердительно, хрюкнул, по смыслу что-то вроде: яволь герр херр, хотя звучит более нецензурно, и пошёл собирать своих людей. А я махнул рукой своим.
— Господин вирник, (лохошок стоит у Спиридона за спиной — формулирую особо почтительно) коли дело с ложным доносом разрешилось, то
— Ты, пойди, покажи там, где вещички взятые (это — лоху заспинному). Виру взыскивает князь. Он же и вину определяет.
— Вот и я про то.
С полминуты мы со Спиридоном смотрели в глаза друг другу. Доман, похоже, человек «из центра». Прислан из окружения светлого князя присматривать за политически неблагонадёжным отставным офицером. Здесь у него только контакты для обеспечения оперативной деятельности, а начальство в стольном городе сидит. Как светлый князь будет со своего сексота виру взыскивать — мне не интересно. Персонаж в моём хозяйстве нагадил — мне и прибирать. Гадину.
Спирьке, конечно, стрёмно. Выдать на расправу человечка из номенклатуры центра… Ну, Спиридон, решайся. Я ведь всё равно по-своему сделаю. Только Иисуса не забудь: «Кто не со Мною, тот против Меня, и кто не собирает со Мною — тот расточает». Хочешь… в «расточители»? Или тебе более короткий большевистский вариант процитировать: «Кто не с нами — тот против нас»? Нет, нет нужды большевиков вспоминать — не дурак, сам понял.
— С левой стороны — дверка в подклет. Я его там видел. Но… без меня.
— Само собой. Ты бы, Спиридон, посадника навестил. С подушкой.
— Зачем это?!
— На лицо положить. Что бы мягче было. Прижимать.
Тут и мои подошли. Разговор двух стервятников пришлось прервать. Ребятам я объяснил, где надо искать Домана. И куда доставить. У меня возникла твёрдая уверенность, что после встречи с моими людьми Доман очень захочет в туалет.
Во дворе появились бабы, и начался вой. Вой по убиенной посаднице. Многоголосый и надрывный. Четверть часа в таком режиме, и любой нормальный человек выглядит и ведёт себя истерично. Просто при такой организации дыхания организму ничего другого не остаётся, как вбрасывать и вбрасывать в кровь новые дозы адреналина и прочего. Химия тела меняется в соответствии с требованиями сценического образа. Вполне по Станиславскому.
Не выношу. И когда всерьёз, потому что страшно: как после этого можно жить? После такого несчастия? Только — тут же пойти и повеситься. И даже воспрепятствовать нельзя — немилосердно при таком горе.
И когда — имитация. Противно не то, что играют, противно что именно играют. В хорошем театре тоже изображают очень качественно сильные чувства. Но там не делают вид, что это жизнь. А здесь… и, вроде, жизнь, а по сути — сплошное лицедейство. Вой на Руси — род женского пения. С элементами театра. Оперетта, мюзикл? Может, местные к этому привыкли — их и не напрягает так сильно. А мне на психику давит. И уши не заткнуть — неприлично.
Бить плакальщиц по головам палкой… как-то я до этого… А так они не слушают. Сказали так это, деловито: «Иди отсюда, мальчик» — и снова на три голоса своё «вау-вау». Только когда Ивашко в голос рявкнул — послушались. Ну ещё бы — гридень опоясанный. Только такие здесь и есть «настоящие люди». Погодите тётеньки, я тоже вырасту, человеком стану. Тоже на вас рыкать буду. Не, не стану я «человеком» — я же нелюдь. Ну, хоть выглядеть буду так, как, как они думают, должен выглядеть «настоящий человек».
Удивительно, но факт: во всей этой заварухе посадский, бывший хозяин нашего постоя, так и не отцепился от своей нервной кобылы. Кобыла нервничала, дёргала ушами, переступала копытами. Дико косила глаз себе за спину, оглядываясь на плакальщиц. И на свой груз.
Два удара посадника мечом полностью изменили внешность его супруги. Я бы даже сказал: «нарушили целостность». Первый удар лёг от левого бедра до нижних рёбер с правой стороны. Полностью разрублена брюшная полость, нижняя правая часть грудной клетки. В ране видны белые обломки рёбер. Тело практически разделено на две части. Второй удар лёг примерно из той же точки, но в другую сторону. Это, кстати, характерное свойство мечников: удары часто чередуется: влево-вправо.
Этот удар прорубил лобок и правое бедро в верхней трети. Но тут клинок застрял в костях, посаднику пришлось его выворачивать, сдвинуться к задку телеги. А потом он меня увидел…
Что меня радует — моё кишечное спокойствие. Адаптируюсь. «Расчленёнка» в «Святой Руси» уже воспринимается как естественная деталь пейзажа. Может, я в докторы пойду? На первом курсе медицинского всех студентов обязательно водят на экскурсию в морг. «Пообщаться с покойниками». Некоторые не возвращаются. В смысле — в медицину.
Нет, стоматология с проктологией — не моё. Придётся и дальше прогрессировать. Где тут мой дрючок? Пошли дело делать.
— Аким, куда тебя на постой поставить — где прежде был или где я стоял?
Уйти мы сразу не можем — в том, верхнем, болоте воды не хватит. Придётся чего-то с конями мудрить. А это по щелчку пальчиками, «я так хочу» — не сделается.
— Где я прежде был. И ты, сынок, со мной. Места там хватит. А? Иване…
Мда… И согласия спрашивает, и с собой зовёт, и сынком называет. Видать, совсем худо деду. Лишь бы он совсем в кисель не растёкся. А то и поругаться не с кем будет. Ладно, сейчас поедем.
Телегу с порубленной посадницей отогнали к бане, туда и сгрузили. Я уже говорил, что у русского человека, и у «вятших» тоже, баня — и начало жизни, и конец. Понятно, почему после бани говорят: «будто заново народился». А вот наоборот — «будто преждевременно откинулся» — не используют. Почему-то.
Все в баню, а я в туалет. «Туалет типа сортир. Обозначен на плане буквами М и Ж». Классика из «Бриллиантовой руки». Строение имеется, даже два. А вот букв нет. Который побольше — нормальный армейский толчок на десять посадочных мест. Запашок… Хоть бы известью засыпали. Штукатурка тут точно есть, а вот в санитарных целях… Придётся спрогрессировать. Так, как же оно у них тут сделано? Ага, понятно. Две здоровых плахи с вырубленными полукружиями на их стыке. Не прибитые. А чем же они фиксируются?