Шантаж
Шрифт:
— Чего?! Ты, сопля, на кого хайло открыл?! Вот я тебя…
Об инстинктах я уж погрустил. Придётся ещё раз. Взрослый мужчина, «муж добрый», традиционно бьёт подростка, «отрока», открытой ладонью сбоку по голове. Не кулаком, не в корпус, не прямо в лицо. Только вот так. «Оплеуха» называется. Нормальный подросток после этого движения летит с переворотом в воздухе и, приземлившись, вскакивает на четвереньки и быстренько рассасывается в окружающем пространстве, издавая затихающие скулящие звуки. Это чётко отработанный ритуал на «Святой Руси». Всем известный, повсеместно распространённый, «с дедов-прадедов». Я в своём детстве, в двадцатом
Но здесь-то уже не моё детство. Та, первая жизнь, меня кое-чему научила. «Если бы молодость знала, если бы старость могла». Моя нынешняя «молодость» кое-чего уже знает. Что оплеуху можно пропустить над головой. И надо-то всего — просто присесть. А ещё можно поймать пролетающий рукав и дёрнуть на себя. Это уже из самбистских игр. И воткнуть в землю перед шагнувшей вперёд, вслед за взмахом руки, правой ногой «оплеуходавца» — свой дрючок. И, не отпуская ни рукав, ни дрючок, двинуться на полшага навстречу, чего никогда при «оплеухе» не делают, уходя с линии движения противника и разворачиваясь к нему спиной. И здоровый дядя, запнувшись на ровном месте, летит носом вперёд. По своей воле, под своей тяжестью, от своего шага. Так что остаётся только чуть подправить траекторию, пропуская перед собой падающего мужика, оттягивая его руку в сторону. И, падая вслед за ним, приземлится коленом ему на локоть.
Как он взвыл! Сирена. Причём, явно не древнегреческая. Бородатая, басовитая и противноголосая. Голосит противно и матом. Как от этой сирены шарахнулись мужички-носильщики! Все попадали! Все четверо. Кто — за носилки зацепился, кто — друг за друга. Пейзане, одно слово. И я следом. Следом за стражником. Упал, перекатился на спине через спину поверженного противника и, уже вставая рывком, уперев пятки в круп бедолаги, вытащил правой рукой у него меч из ножен. А иначе никак — левая-то занята. Дрын там у меня, берёзовый. Как прирос…
При первом же вопле, стоявшие во дворе дядьки развернулись в моя сторону. А некоторые и пошли поближе. Много их, не совладаю я. Приставил остриё меча к затылку лежащего, и истерично завопил:
— Всем стоять! Зарежу-порву! Назад! Железяки в ножны! Стоять! Порублю-покусаю! В куски покромсаю!
Здесь смысл не важен — важна экспрессия. Тезаурусы могут не совпадать, но сенситивная составляющая должна быть адекватно выражена. И приближаться к верхней границе «окна восприятия». Знать бы ещё: какое оно, это окно, у здешних аборигенов. Может, рубаху на себе порвать? Или ножичком вены порезать? Так руки заняты…
Я уже говорил об удовольствии работать в команде? И грустил о невозможности этого удовольствия на «Святой Руси»? Так вот — я был неправ. Когда моя команда появляется в последний момент и «работает моё спасение» — это очень большое удовольствие.
— Эй, вы там! А ну отойди от боярича! А то посечём-порежем! (Это Ивашка, стоя в воротах, вытягивает гурду).
А Чарджи только улыбается. Противненько. И поднимает лук с наложенной стрелой. Говоруны-демонстранты. Вот Ноготок просто прижал одного из стражников у ворот, приставил к его шее рожон своей секиры и негромко уговаривает. Будто девицу. Уговорил. Точно как девицу — дядя пояс развязал и на землю опустил. Уже согласен на всякие… «любовные игры».
А Сухан просто пошёл. Как-то… скользяще. Как дикий зверь в лесу ходит. Вот он был у ворот — и вот уже стоит передо мною. Закрывает меня. И — мне. Весь обзор закрыл. В этом своём интеллигентски-свято-древне-воинском прикиде. Он что, думает, что здешние «волчары» его оглобли испугаются? При таком-то раскладе! Моих — четыре бойца. Меня, Николая — вон тихонько из-за ворот выглядывает, носильщиков и Акима — не считать. Против четырёх десятков местных. Это что, «общество равных возможностей»? Нам такое равенство не надо. Нам такое равноправие — смерть неминучая. Думай, Ванька! Или хоть ори чего-нибудь. Орю:
— Спиридон! Господин вирник Спиридон! Убивают! Давай сюда! Уйми своих псов бешеных!
Уже разворачивающиеся в два отряда — к воротам и ко мне, местные вояки, несколько притормозили. Чтобы злодеи и душегубы звали на помощь главу местной правоохранительной системы… Для «Святой Руси» — стилистически несколько неправильно. «Сращивание с криминалитетом» здесь, наверняка, есть. Это не только наше исконно-посконное, это вообще — обще-системное. «Кто что охраняет, тот то и имеет». Но таких эпизодов, как в известном «деле Магницкого»… Оборотни здесь, конечно, в каждом лесу, но вот «в погонах«…Таковых нету ввиду не изобретения ещё самих погонов. Древность, знаете ли. Дикие люди…
Только теперь состоялся положенный по жанру выход американской кавалерии. Снова — не так. Хеппи-энд для американских вестернов на Руси исполняется специфически. В роли толпы звёздно-полосатых драгун с полковым духовым оркестром — Елнинский мятельник Спиридон. Ну и трубит он… соответственно.
Спиридон выскочил на крыльцо одного из строений. Оценив ситуацию, сунулся, было, назад. Ну очень не хочется ему во всё это вляпываться! Но следом за ним выскочил тот юный лох, которого я снял с поста у поруба. И радостно озираясь в предвкушении «момента славы» — «вот как они все сейчас перережутся!» — застрял в дверях. Спирьке не осталось ничего другого, кроме как явить народу свой «временно исполняющий» начальственный лик. И, естественно, этим ликом — заорать.
— Десятник! Ко мне! Быстро! Сабли убрать! Всем, мать вашу! Ты, как там тебя, поди сюда.
Как профессионально формулирует Спиридон! Он меня и знать не знает, и ведать не ведает. Народ бурчал, но воины мечи убрали в ножны. Остальные — заткнули топоры за пояса. Мои тоже придали себе мирный вид. Чарджи даже лук опустил и тетиву осторожненько отпустил. Но стрелу с тетивы не снял.
— Ты! Отдай ему меч стражников. Что ж это у тебя, господин старший десятник княжьей дружины, люди от сопли малолетней валятся? Или кормишь худо? Мечей в руках удержать не могут? Может, ты людей своих голодом моришь? А кормовые их — себе в скрыню прячешь? Стыд-то какой! Люди узнают, что малолетка гридня завалил — в нас тут — во всех! — местные сморкаться будут.
Толстый брыластый десятник сопел и тяжко соображал: что ж ему делать-то с двумя мечами в руках? Чтобы убрать меч в ножны — нужны две руки. Нужно выполнить команду старшего по должности, а оно никак. Руки-то заняты. И не повернуться толком. С таким-то брюхом да в доспехе. Он неуклюже топтался перед крылечком, пытался нащупать сползшие на спину ножны меча.
Вы будете смеяться, но мне пришлось помочь. Просто из вежливости. Забрал у него один меч, помог придержать ножны. С таким-то брюхом и правда — неудобно. Пока эти ножны на заду найдёшь…. Потом снова отдал дяде меч его человека. Десятник автоматически буркнул что-то благодарственное. Распрямился и отдышался. Ну, чего теперь? Спиридон уже перестал проповедовать и заговорил нормальным голосом.