Шантаж
Шрифт:
Тысяцкому городское ополчение в бой вести. Если народ его не примет — князь на поле брани без этого полка останется. Так что, тысяцкий, хотя и «княжий», но «земский» — среди местных в авторитете. А посадник его зарезал.
— Спиридон, не тяни. Бери власть в свои руки. Смотри: гридни сейчас городских в куски порубают.
Я был прав: местная стража вышла во двор, а не в поход. Соответственно, они были в лёгких доспехах и с мечами, но без щитов. Обычная ОМОНовская технология, когда гражданскую толпу оттесняют щитами, изредка угощая ударами «демократизаторов» — здесь не получалась. «Поймав» пару ударов дубьём, гридни озлобились и вытащили мечи из ножен. А толпа… передние, может быть, и рады бы были убраться,
Спиридон ещё обозревал окрестности, когда я, ощутив приступ идиотского веселья, вскочил на ноги и заорал:
— Отходим! Заманивай! Шибче! Веселей! Шибче!
Мда… Вроде бы и не мальчик, а визжу как… девочка. Кто-то из стражников оглянулся. Я старательно замахал приглашающе руками. Спиридон величественно, то есть с задержкой и меньшей экспрессией, тоже махнул дланью. И тут же начал распихивать оставшихся на крыльце слуг в ряд на первой ступеньке. Я продолжал истерично подпрыгивать на этой же ступеньке и размахивать своим дрыном. Знаменитые команды Суворова так и рвались из меня:
— Заманивай! Заманивай! Быстро! Быстро!
Правда, Суворов кричал это своим бегущим от турок солдатам. А гридни ещё не побежали от местного «дойного стада». От перемены мест «убегаемых» сумма не изменяется: «победа будет за нами». Где-нибудь, когда-нибудь…
Гридни, почувствовав угрозу полного окружения «широкими народными массами», начали отходить. Как это часто бывает, отступление стремительно перешло в бегство. Но не далеко — слуги, выстроенные Спиридоном на первой ступеньке парадной лестницы, дружно выставили навстречу набегавшей толпе кто что имеет. Ножики на «Святой Руси» носят все свободные взрослые мужчины. Понятно, что против жердины с одним ножиком много не навоюешь… Но пары мгновений паузы было достаточно, чтобы драпанувшие гридни развернулись. Рядом с нами и с обнажёнными мечами навстречу гражданским.
Пауза затянулась, и я сделал что вспомнил: вытащил из-за пазухи свистульку и демонстративно дунул два раза. Вопросительные взгляды вызвали моё громкое и радостное объяснение:
— Счас подмога подойдёт. Добрые вои. Много. Всяких воров да бунтовщиков посекут в капусту.
Не думаю, что мой оптимистический голосок был услышан во дворе. Но на тот десяток шагов, где лицом к лицу сошлись княжии и местные, где вот-вот «нас убивать будут» — прозвучало.
Народ русский выражался традиционно-многообещающе: мы вас ещё поймаем, мы до вас ещё доберёмся, я те хрип-то ещё перерву, ты мне за крамолу ответишь, я те раком поставлю, ну это ещё поглядим кто кого…
Никогда не слышал столько сексуальных обещаний, как в групповых ссорах между мужчинами. У нас что не говорун, то Казанова. «Эти бы слова да богу в уши» — вся бы Русь в раскорячку ходила. Похоже, что в этом милом городке ожидается мощный приступ однополой любви. Поскольку с обеих сторон — мужики. Но вот прямо сейчас — «момент страсти нежной» — откладывается.
Горожане ругались, плевались, кидали в сердцах на землю свои дубины, временами били друг другу морды. Но, в целом вытягивались со двора.
— Господи! Только б не запалили! Только б не запалили! Если красного петуха пустят — все погорим!
Шёпот бледного Спиридона напомнил, что за каждой победой следуют произошедшие от неё проблемы. Честное слово — убили бы насмерть — проще жить было бы.
К этому моменту на крыльце собралось человек сорок. Мужчины и юношество. Гридни, отроки, слуги, холопы. Самый толстый из мужиков, оказавшийся местным старшим десятником, очень по-французски, из-за разбитого носа, начал командовать. Спирька вмешательством нижестоящего чрезвычайно возмутился, указал, обозначил, напомнил и уведомил. О том, что он теперь самый главный в этом… «козлятнике». Новость была воспринято с лёгким ропотом. И служивые пошли служить — вынимать из посадниковых погребов и сараев «заблудившихся» там земских.
По сравнению с набегом «пауков» на Рябиновку могу сказать, исходя уже из собственного имеющегося опыта — Яков отрабатывал чётче. Что не удивительно: в Рябиновке у каждого был личный интерес, а здесь — государственный. Как известно, эффективность каждого рубля, вложенного государством, в четыре раза меньше, чем вложение рубля частного. Это и есть количественная оценка качества работы государственных человеков. На «Святой Руси» — княжих.
Спиридон убежал куда-то с криком:
— Пожгут же всё ироды! Все труды, все записи — дымом пойдут!
Чувствуется государственный человек: забота о сохранении допросных архивов и донесений осведомителей — в первую очередь. Даже о посадниковом серебре и прочем майне не озаботился.
Самого посадника трое слуг тянули под руки к терему. Ноги его волочились по земле и периодически цеплялись за пустые ножны меча. Спереди хорошо видна была разбитая в кровь голова. Понятно, что русский чиновник к нашему народу без бронежилета не выйдет. У посадника, похоже, под кафтаном и рубахой были кольчуга с поддоспешником. Но надеть шлем, собираясь на встречу с мирным населением… стилистически неправильно. Он же не на битву собирался. Когда его потащили по лестнице вверх в хоромы, я вновь убедился в старой истине: кольчуга от полена не спасает. Даже с толстой подкладкой. Посадник ещё дышал, но по кровавым пузырям, которые вздувались на его губах при каждом выдохе, можно было предположить, что лёгкие у него пробиты. Вероятно, обломками сломанных рёбер.
Несколько слуг вывели из одного из сараев двоих мужичков с вывернутыми за спину руками. Мужички, видимо, решили разжиться сушёной рыбкой. «Видимо» — видно по обилию рыбьей чешуи в волосах и на одежде всех участников скульптурной группы. Все — при деле. Один я сижу тут как просватанный. Заварил кашу — и отдыхаю. Пора, однако, и за работу.
Работа моя началась по свистку. Точнее — со свистка. Я же свистел, а результат не наблюдается. Понятно, что люди мои, и услышав, ещё добежать сюда не могли. А может — и не услышали? Повторяем. А ну-ка свистану-ка! Дали дитятке игрушку-свистелку — буду играться. Набрал воздуха, сколько смог, и свистнул.
Никого волшебства или там, мощи богатырской с ультразвуковым поражающим фактором в моей свистульке не наблюдается. Но народ взматерился. То есть сначала все во дворе присели. От резкого, неожиданного звука. Посадника даже выронили на середине лестницы. Потом все начали высказываться. А я ме-е-едленно вспомнил, что один свисток означает «аллюр три креста вёслами». В направлении «куда бечь легче».
Так скомандовал адмирал Корнилов в первом в истории бое паровых судов. Не в смысле: свистнул, а в смысле: «Уходить теми галсами, на которых представляется возможным развить максимальную скорость». Именно так: первый бой русского флота в Крымской войне начался с команды «спасайся кто может». Оба российских парусника рванули расходящимися курсами, турки дунули за ними. И два флагмана, два парохода остались одни… И там, и там стояли одинаковые английские бомбические 10-дюймовые пушки в одинаковом количестве. Но наши работали чётче — долбили турок в задницу. На «Перваз-Бахри» не было кормовых пушек, а на «Владимире» имелось вооружение, позволявшее ему громить противника на всех дистанциях и во всех секторах обстрела. Трёхчасовой бой закончился победой: «Перваз-Бахри» был вынужден спустить флаг. Правда, русские моряки едва не «перестарались» — они с большим трудом смогли довести свой трофей до Севастополя.