Шантаж
Шрифт:
Вам никогда не приходилось разбирать стоечные серверы фирмы HP разных моделей? Прекрасные машинки, отличное изготовление польского или чешского происхождения, никакого глупого люфта в конструкциях. Допуски — минимальные, всё чётко совпадает и соответствует. Но — сплошная слесарно-пространственная головоломка. Когда на передней части верхней крышки в два ряда восемь винтов с одинаковыми головками — очень интересно обнаружить, что винт там один. А остальные — глухие заклёпки.
Здесь сортир, а не сервер. Соответственно, ни винтов, ни заклёпок — колышки по торцам. Вынимаем колышки, сдвигаем чуть-чуть плахи. С помощью Сухана. Сам бы я там… Если такие дуры деревянные самому двигать… точно — применил бы место по
Доман несколько упирался и вырывался, но не кричал — заткнули, видать. На голове мешок, так что место «последнего приюта» он увидел только по прибытию. Очень удивился. Не слушал ты, дружок, рассказы дона Руматы одному студиозусу по теме: «Любовь различных социальных групп народа Арканара к королевским шпионам. И формы её выражения».
— Ноготок, попробуй короткий прямой в солнечное.
Во-от! Вот то, чего я добивался! Пошло разнообразие. У Ноготка — мощный плечевой пояс. А это в таком варианте удара — основной источник усилия. Нужно ещё будет отработать такой же удар, но с шагом. Мда… При моих талантах — на ком отрабатывать — найдётся. Пока Доман согнувшись, пытался восстановить дыхание, с него сняли и мешок с кляпом во рту, и вязки с локтей. Ноготок всё порывался и кафтан… утилизировать. Крепко у него эта привычка въелась: «Имущество покойника — доход палача». Но я возразил — достаточно пояса и результатов общего обыска. Покойник должен быть комплектным. Вплоть до обуви и головного убора.
— Ноготок, повтори.
Домана крепко держали за руки, он попытался согнуться и закрыться бедром. Ноготок не попал, но это уже и не было важно — я чуть повернул мужиков с Доманом, висящим у них на руках, велел отпустить, и пнул Рябиновского управителя в задницу. «Секретный сотрудник» органов местных «святорусских» властей запнулся о возвышение «посадочной полосы», полетел головой вперёд, попытался опереться руками… Плахи под его руками провалились, и «инструмент негласного надзора» нырнул в выгребную яму. Консистенция… не слишком плотная — сразу нырнул по пояс. Считая сверху.
Плахи, скособочившись, съехали вслед за ним. По глазам ударила резкая вонь — ни дышать, ни даже смотреть — невозможно. Торчащие наружу ноги в сапогах несколько раз дёрнулись. Обычно человек без воздуха ещё живёт минуты три. Хоть при утоплении, хоть при удушении. Но здесь всё происходило быстрее. Концентрированное выражение пищеварения хомосапиенсов — очень ядовитая среда.
Как… забавно. Жил себе человечек, никого сильно не трогал, присматривал за соседями на всякий случай. Меньше месяца назад какой-то невесть откуда взявшийся сопляк прокукарекал чего-то своему проводнику. Типа: припасы мои возьми. Да какие у пришлого бродяги-недомерки «мои припасы»! Управитель просто проявил хозяйственность. «Пусть полежит, потом разберёмся». А сопляк-то оказался психом — клиночек, такой же недоделанный, вытащил. И вот, из ничего, из нормальной хозяйственности, стремления к порядку и экономности управителя и из наглости вздорного лысого сопляка-бродяжки, возникли «взаимно неприязненные отношения». Да плевать управителю на «отношения» какого-то приблудного недоросля! И «прогрессору» с заоблачных вершин 21 века — тоже плевать. Мы и не пересекались. «Но осадок остался». И, когда меня вышибли из Рябиновки, Доман не соблаговолил дать лошадей. Ну просто — «не хочу». Морда мне твоя не травится, воспитан плохо. Опять же — разбазаривание и растранжиривание. А «лысый сопляк» в ответ «наехал больно». Пошла эскалация неприязни. Вот подвернулся случай прижать гадского мальчишку уже серьёзно — Доман пришёл с доносом в Елно. А посадник вывернул всё на Акима. И у Акима сожжены железом руки. Очередной этап эскалации «взаимно неприязненных отношений». Только что «вша бледная» позволила себе пнуть в задницу взрослого мужчину, «мужа доброго». Да за одно это — уши оборвать и шкуру со спины спустить! А потом на хлеб, на воду, в покаяние. Тяжёлый труд и плетей до вразумления. Пока ручку благостно целовать на коленях не будет, за каждый удар — благодарить. Чтобы всякое безусое, безбородое себе такое позволяло… Куда катится мир!
Туда, Доман, туда. В ту самую яму, куда ты и нырнул. И единственное, о чем я жалею, что позволил существовать вот этой цепочке эскалации. Если бы я мог совместить начало и конец этой цепи, то Аким бы был целым.
Вот, Ванёк, мотай на ус. Неприязненные отношения не исправляются, а эскалируются. Этот процесс сопровождается тяжкими телесными повреждениями близких тебе людей. Хочешь сохранить своих — бей всякого «недоброжелателя» сразу и насмерть. Не жди, пока он всю свою мерзость и пакость проявит, пока вред существенный и очевидный принесёт. Тебе таких в суд не тащить. Здесь не героический роман-эпопея, где нужно эффектно наказать «закоренелого злодея» — здесь жизнь, где эффективнее не дать злодею «закоренеть».
«Если враг не сдаётся — его уничтожают». Какой безграничный гуманизм, человеколюбие и свобода выбора! Сдаётся — не сдаётся…. Чётче надо, короче, отчётливее. «Если враг — его уничтожают». Хорошо бы — ещё до боя.
Наконец и подмётки сапог Домана залила жижа. Пару секунд на поверхности этого… всего — стояли два маленьких озерца. Из этого всего. Потом равновесие в толще… массы сместилось, тело, видимо, провалилось вглубь. Всё это не то чавкнуло, не то хрюкнуло. Вонь стала совершенно невыносимой. Мы выскочили на воздух.
— Значит, мы его поймали, а он по нужде захотел. А тут, стало быть, доски-то того. А мы и не сообразили.
— Молодец, Ивашко. Всё правильно излагаешь. Именно так и было. Только не «поймали», а пригласили поговорить. Он же управитель, а в Рябиновке с супонями и чересседельниками непорядок — старший конюх недавно жаловался.
Я человек не злой и не мстительный. Разве что — пришибу и дальше пойду. Пошли отсюда, а то дышать нечем.
Только вернулись на двор — снова крик:
— Вирник Спиридон! Господин Спиридон! Он лампу золотую украл!
На крылечко выскакивает Николай с вцепившимся в него «лохошонком». Тут же из-за угла вырисовывается Спиридон. И ничего не делает. Стоит и на меня смотрит. Спокуха, Спирька. Мы по мелкоте не работаем.
— Николай, это наша лампа?
— Нет. Но…
— Она золотая?
— Да ты што! Бронзяк сурожский…
— Ну так и оставь её добрым людям. Видишь же — Спиридону она дорога. Как память о тяжёлом и голодном детстве. Все, мужики, Акима — на телегу. Майно — туда же. Серия вторая — «возвращение упрямого». Поехали.
…
У дедова знакомца и правда — усадьба большая, а насельников мало. Только разгрузились — у нашего «водителя кобылы» соображалка проснулась:
— А кто мне за извоз заплатит?
Что-то я сегодня не в настроении. Прогрессировать рыночные отношения в части извозчицкого промысла…, регулировать тарифы грузопассажирских перевозок в условиях «Святой Руси»… За извоз заплатил Ивашко. Кулаком в ухо. Пока посадский поднимался, да пыль дворовую выплёвывал, я предложил ещё получить. Авансом за следующую ходку — надо мужичков к лодейке нашей отвезти — переставить её ближе. Сам — бегом к Акиму:
— Ваня, Ванечка. Плохо мне. Горю я. В глазах темнеет. Попа позови. Исповедоваться бы мне. И вот ещё что… Как помру — моих-то не брось. Им же кроме как на тебя надеяться не на кого. Помоги им, христом-богом прошу.
Твою мать! А у деда и в самом деле под сорок. Блин! И рвёт его. Он что, какую-то желудочно-кишечную в этом застенке подхватил? Что здесь зеков гнильём кормят… Или это болевой шок так действует? Вроде поздно уже, сколько времени после пытки прошло. Так, мать вашу, чего делать-то?! Делать-то чего?!!