Шантаж
Шрифт:
В старинной загадке топка по-черному изображается так: «Мать черна (печь), дочь красна (огонь), сын голенаст, изгибаться горазд (дым)». Изгибается. «В три загиба на избу».
Для печки непрерывность топки — хорошо, нет температурных скачков. Только и дым, сажа, пепел тоже летят в помещение избы непрерывно. Тёплый воздух поднимается вверх, к холодному потолку, потом остывает и стекает по стенам, и вся эта гадость вместе с ним. Соответственно, полатей нет.
Ме-е-едленно. В «святорусской» избе нет полатей.
Узнают про это доморощенные этнографы, из знатоков «исконно-посконного» в 21
Полати в крестьянской избе — место зачатия всего русского народа. Там всех наших предков сделали.
«Вышли мы все из полатей Дети семьи трудовой».Вообще — элемент былин, сказок, песен, фольклора.
В русских былинах богатыри, приходя в гости, подчёркнуто проявляют скромность — садятся на полатный брус — дальше всего в застолье от почётного «красного угла».
«Мимо кровати да на полати» — характеристика бестолкового глупого человека уже в конце 19 века.
Нормальные полати в нормальной русской избе делаются на уровне или выше уровня печной лежанки. Детские места — ещё выше, вторым ярусом. Та же причина — тёплый воздух вверху.
На полати «лезут», «забираются», а не «валятся», «падают». Уже и Даль пишет: «род полуэтажа, антресолей, полезных, ради тесноты в избе и для тепла; общая спальня».
Печь, да эти нары — полати, в русском крестьянском быту вещи куда более вспоминаемые, чем божница с иконами.
«Сижу на нарах Как «король» на именинах».И это — правильно. Тепло, хорошо видно, а чего надо — «шестёрки» притаранят.
Нету. Нету их на «Святой Руси». Не наше это, не исконно-посконное.
Взамен — к верхнему венцу вдоль стен внутри избы прибивают ременные петли, в которые вставляют, как полки в плацкартном вагоне, доски-горбыль. Отходы от обтёсывания брёвен. Вот на них и откладываются вылетевшие из печки и опускающиеся с охлаждающимся воздухом вдоль стен, сажа и пепел. Эти доски так и называют: «воронцы», за их цвет. Раз в год эти горбыли осторожненько, чтобы всё не перепачкать, выносят и заменяют новыми.
Мда… Эйркондишен в форме воздушных отстойников наши предки повсеместно применяли ещё в древности.
Нет у печки трубы, и вся тепло- и газодинамика в доме меняются. Дым плавает слоями на уровне головы взрослого человека. «Для сохранения тепла в доме». Соответственно, народ «ложиться на дно». Но углекислый газ тяжелее воздуха — на полу спать нельзя — задохнёшься. Кроме того, в морозы отапливаемое помещение воспринимается всеми окружающими живыми существами как оазис жизни. Особенно — насекомыми, которые сами по себе не теплокровные.
«За печкой поет сверчок. Угомонись, не плачь, сынок, — Вон за окном морозная, Светлая ночка звездная».Можно в колыбельной песне вспомнить и сверчка. Только чего он распелся в доме? — А того, что в доме тепло, а вокруг «морозная, cветлая ночка звёздная».
Ладно сверчок — скрипит, но не гадит. Но вот человек, взрослый бородатый мужчина ложится спать. А по бороде его начинают гулять тараканы. И суют свои тараканьи головы во всякие интересные места. Вам в ухо тараканы не заглядывали? Щекотно, знаете ли. У меня приятель так спросонок себя по уху ладонью хлопнул — пришлось здорового мужика в больничку тащить. Таракана-то он убил на месте. И даже пальцем упокойничка выковырял. Но часть тараканьей спинки прилипла к барабанной перепонке. И стала источником острой непрекращающейся боли. Потерпел бы ещё пару дней — оглох бы на одно ухо совсем.
Из-за такого газо-дымо-распределения вся домашняя «святорусская» жизнь происходит в интервале от полуметра до полутора метров по высоте. В полуприсяде как под артогнём. Привычка наклонять голову, кланяться — в том числе и отсюда.
«От Москвы до самых до окраин, С южных гор до северных морей Человек проходит, как хозяин Необъятной Родины своей».Но не в своём доме. В своём доме человек не может «ходить с гордо поднятой головой» — задохнётся. И вообще — вольно ходить в доме при средней населённости в 10 человек на 20 квадратных метров… На которых ещё печка, стол, лавки, утварь… Это пока свинья не опоросилась, до овца не окотилась. А то ведь тоже жить придут. В этот… «терем-теремок». И так — «типичная русская крестьянская жизнь» до второй половины 19 века…
Вот поэтому, чуть начинает пригревать солнышко — вся семья быстренько разбегается из этой душегубки, из «отчего дома». Хоть до ветру можно будет сходить, не наступая на сестёр и братьев, не выслушивая комментарии деда с бабкой:
— Ты куда пошёл? Надолго ли? А по какой нужде? А с чего бы это? А вот ты послушай — помню был у меня случай….
Старики мало спят, вот и проявляют: кто — заботу, кто — ехидство, кто педагогические способности.
Впору закричать: «слава Никите Сергеевичу и его «хрущобам»!
Мы с женой, как нормальные «хомо советикус», большую часть ночей в своей жизни провели на раскладывающейся мебели. Каждое утро — физкультурная разминка: собрал-сложил, вечером — наоборот: разобрал, расстелил. Не скажу, что нас это сильно напрягало, или, там, ночи плохие были… Мда, есть что вспомнить… Но как она радовалась, когда появился дом с нормальной кроватью! Не как у Одиссея с Пенелопой — на пне срубленного дерева, но тоже — стационарная. А здесь на ночь городят из досок или плах деревянных настил на уровне чуть выше порога, чтоб не задохнуться, и укладываются вповалку.
Получается, что жить в «хрущёбе» на раскладушке: исконно-посконно, патриотично, «как с дедов-прадедов», а иметь свою постоянную кровать, не дай бог — свою комнату — сплошной американизм, дерьмократия и либерастия.
Нет плиты, посуда ставиться на под. И от разнообразных технологий приготовления пищи остаются ошмётки. Пареное, варенное, томлёное, топлёное…
" — Гиви, почему ты ешь эту гадость?
— Мне вкусное доктор запретил. Язва у меня, говорит,
— И мне — запретил. А я дал сто баксов, и он — разрешил».