Шанти
Шрифт:
– Помнишь, что я говорил? Садись на пол, прижмись к стене… нет, не тут, подальше, еще дальше! Вот так. Без моего сигнала не выходи!
Бледная как полотно, дрожащая Беата уселась на пол, обхватив руками колени, Андрей же вернулся к люку. Ощупал засовы, осторожно, стараясь не скрипеть, отодвинул верхний. Подождал, прислушался – тихо. Но, может, люк слишком толстый и поэтому ничего не слышно? На улице сейчас должна быть глубокая ночь, начало четвертого, не больше. Похоже, что металл экранировал и звуки, и эмоции тех, кто ждал Андрея с той стороны, – в том, что их ждали, он был уверен.
Вынул
Андрей прижался слева от проема, и не зря – высекая искры из потолка, снизу вверх, примерно на уровне пояса, в дверной проем влетели несколько стрел и болтов. Они взвизгнули по кирпичу, выбив красную пыль, и, прежде чем коснулись пола, Андрей уже выскочил наружу, готовый к бою.
Первое, что бросилось в глаза, – лес копий, нацеленных на него стальными жалами. Не менее тридцати копейщиков, стоящих полукругом. Копья на метр от наконечника сделаны из металла, так что обрубить их нереально. Наконечники мечевидные, длинные, полуметровые – хоть руби, хоть коли.
Подземный ход вывел в большую пещеру, вероятно за город. Скорее всего, для подземного хода была использована естественная пещера, промытая в известняках. Это и объясняет то, что вначале подземный ход был таким узким и только потом расширился в несколько раз. Тут Андрея и ждали.
Мозг Андрея, как и всегда в бою, работал ясно, четко, как хороший компьютер. Бросок вперед – подкатился под копья, торчащие на уровне живота.
Чак! Чак! Чак! С противным хрустом меч разрубил кости ног, и бойцы, лишившиеся опоры, начали медленно-медленно заваливаться вбок, падая на землю.
Андрей оттолкнул людей, которые еще не ощутили, что искалечены навсегда, прорвался к ним за спину и начал кромсать, резать, колоть – всех, кто попадался под руку.
Позади копейщиков стояли мечники – они пытались достать верткого как ртуть Андрея, но постоянно били мимо. И немудрено: для него их движения выглядели так, будто они били понарошку, замедляя движения – вот сееейчааас яааа удаааарюууу… А вот для них все выглядело по-другому – вихрь! Вихрь смерти! Каждый, кто попал под его удар, тут же падал – искалеченный, мертвый, изрубленный на части.
Удар – труп.
Удар – отсеченная рука.
Удар – разрубленная до сердца ключица.
Удар – мозги из разрубленного черепа забрызгали солдат, ошеломленных таким безжалостным, диким, неудержимым напором.
Андрей вкладывал в эту мясорубку все силы, все умение, какое у него было, все то, чему он научился за годы войны – в своем мире и здесь. Не было сожаления, не было мыслей о том, что ему жаль тех, кого калечит и убивает. Выжить – вот единственный принцип, ради которого человек превращается в зверя. И не важно, кем он был в мирной жизни, – или ты превратишься в зверя и всех порвешь, или сдохнешь, разорванный другими зверями. Иного не дано.
Брызгала кровь, хрустели кости, хлюпало под ногами – и это была не водица…
Сколько времени продолжался бой, Андрей не знал. Остановился только тогда, когда перед ним не осталось никого, кроме двух высоченных фигур с обнаженными мечами в руках. Они стояли неподвижно, остановился и Андрей, тяжело дыша от запредельных нагрузок.
– Хозяин так и сказал, что ты выйдешь здесь и пойдешь на прорыв, – усмехнулся один из оборотней, – и что покрошишь всех, кто тут будет. На то и был расчет, братец. Пока ты их тут рубил, послали за нами, и вот мы здесь. Долго же мы ждали, а ты все не шел и не шел. Ну что же, биться будем, брат по крови, или ты все-таки сдашься и будешь работать на хозяина? Честно сказать, нам бы не хотелось тебя убивать, но по-другому не будет, если не сдашься.
– Ты пойми, дуралей, – вмешался другой оборотень, – служить хозяину выгодно! Ну что тебе, жалко немножко крови? Не всю же он у тебя возьмет! Дашь крови – и живи себе со своей женой! Рожай детей!
– А смерть бойцов вас не волнует? – устало ответил Андрей, решив немного потянуть время, чтобы собраться с силами для последнего, решительного боя.
– Время тянешь? – усмехнулся Ангус. – Ну что же, передохни немного. Ты хорошо поработал. Пусть хозяин видит, что может сделать один-единственный перевертыш. Сотни с лишним как не бывало. Умелый боец. Но не такой умелый, как мы. Быстрый, да, но нас двое…
Договорить он не успел. Андрей перекинулся в мгновение ока и стал Зверем – самой быстрой, самой сильной в этом мире машиной убийства, если не считать драконов, конечно.
Когти, стальными полукружьями высовывающиеся из лап, полоснули по спине медведя, в которого уже превратился Ангус, и распороли мясо до кости. Брызнула кровь, полетели клочья коричневой шерсти.
Меньший зверь был очень, очень быстр – огромные медведи били лапами, пытаясь его поймать, но он ловко сновал между ними, наносил болезненные рваные раны и ускользал от костедробительных ударов.
Они ревели – ревели страшно, жутко, в пустоте пещеры рев бил по ушам, отдавался эхом, и Беата, съежившаяся у стены в подземном ходе, закрыла уши и тихо плакала, дрожа от страха, переживая за своего любимого.
А ее мужчина выкладывался на полную мощь. Теперь все зависело от силы мышц, от быстроты движений и от выносливости.
У него было преимущество перед оборотнями-медведями: Андрей довольно часто воевал в облике Зверя, имел большой опыт, а еще он был великолепным рукопашным бойцом, и эти знания, эти умения никуда не делись.
Андрей старался выбить противникам глаза, и тогда оборотни будут беззащитны. Медведи разгадали его тактику и не давали нанести удар в морду, старались подмять, зажать Зверя в угол, воспользоваться своей огромной силой и массой.
Наконец они торжествующе взревели, прижав его к стене в углу пещеры, образованном огромным сталактитом, оба бросились в атаку, но… Андрей сделал прыжок в высоту, взлетев на загривки врагов, и в долю секунды располосовал их морды, выдрав глаза своими стальными когтями. Ранения были так глубоки, что вместе с глазами выкрошилась часть глазниц, поддетых будто огромными кусачками.