Шапка Мономаха
Шрифт:
Спустя недолгое время княжьему биричу вручили грамоту для отправки с гонцом в Чернигов.
Выслушав приказ, бирич не торопился его исполнять.
– Чего еще? – повел бровью Святополк.
– Тут, князь, путаница случилась, – замялся бирич. – Ты вроде запретил пускать в город… – он в замешательстве покосился на Мономаха. – А потом вроде наобратно велел. Передумавши, значит. Так от Лядских ворот кметь прискакал, доложил. Обошлись, мол, любезно и с почестями, как повелено… Ну в общем она уже в Киеве.
– Вечно чего-нибудь
– Так… дочь покойного князя Всеволода Апракса из латын приехала. В целости и здравии водворилась у тебя, князь, в Киеве.
– Кто?! – взметнулся Святополк с места. Хоромы огласил трубный рев: – Что?! Как? Кто посмел! Немедля вон! Не потерплю!..
Мономах, прикрыв уши, тоже вскочил.
– Сестра! Где она?
– Да, где она? – гневался Святополк, широко шагая по палате вокруг стола с яствами. – Найти и выдворить! Без почестей! Кто смел передумать за меня?!
– Брат! Ты не забыл, что я здесь? – сдерживаясь, напомнил о себе Мономах.
Киевский князь недоуменно посмотрел на него, подошел к биричу и взял за грудки.
– Я вам князь или не князь? У кого пасть открылась за меня повеления раздавать?
– Кметь доложил, будто какой-то дружинник с твоего двора.
– Разыскать! – князь страшно выкатил глаза. – Снять дружинную гривну! Заточить в поруб! Имение, если есть, в казну.
Святополк толкнул бирича к двери.
– Стой! – крикнул тому Владимир. – Объяви киевской дружине, что я беру этого кметя к себе. Если он не хочет в поруб, пускай, пока не взят под стражу, приходит на мой двор в Выдубичах.
– Ты!.. – вытаращился на него киевский князь.
– Да, я, – с тихой яростью в голосе произнес Мономах. – А ты, верно, позабыл, что Евпраксия моя сестра.
– Да твои сестры вот уже где у меня!.. – Святополк застучал себе по горлу. – Забирай ее в Переяславль!
– Евпраксия будет жить там, где захочет, – отчеканил Владимир Всеволодич. – Довольно я уступал и тебе, и Олегу. Больше не стану. А прогонишь сестру – будем воевать!
Святополк Изяславич опешил, с открытым ртом бухнулся на кресло. Бирич, не дождавшись иных распоряжений, скрылся с глаз.
– Из-за нее? – удивленно спросил Святополк. – А половцы?.. А Гориславич?..
– Подождут, – зло отрубил Мономах.
Киевский князь, собравшись с мыслями, принял решение.
– Ну и убирайся к черту лысому, братец, – выплюнул он.
Переяславский князь нахлобучил шапку и стремительно вышел вон, грохнув дверью.
Святополк судорожно стиснул челюсти и зажмурился. Ему до дрожи захотелось броситься следом, догнать Владимира, остановить и… Помстилось, что ноги сами поднимают его и несут к дверям. Он вцепился в колени, пытаясь удержать их на месте.
– Ты хочешь прибавить еще одного врага ко множеству других, сын мой?
Перед ним стояла княгиня Гертруда, вперив взгляд, в котором она одна умела смешать свирепость и любовь.
– Подслушивала, матушка? – без сил пробормотал князь. – Мономах и так враг мой.
– Он не враг тебе, пока не делаешь глупостей. И первая глупость – что ты до сих пор не понял этого. Вторая глупость…
– Знаю, – простонал Святополк.
– Хорошо, – кивнула Гертруда. – ты не станешь гнать из Киева эту бесстыжую, его сестру. Но обернешь это себе на пользу.
– Что ты придумала, матушка? – дернулся князь.
– Мономах не менее тебя, а может и более, хочет выгнать Олега из Чернигова. Но сам того не скажет. Надо вынудить его. Скажи ему, что позволишь Евпраксии остаться в Киеве, но взамен он должен пойти с тобой ратью против Чернигова. На это он согласится.
– Ты не все подслушала, матушка, – уныло повесил голову Святополк. – Завтра Олег получит письмо. В нем предложение союза.
– Если он примет предложение, то приедет на встречу? – хищно спросила Гертруда. И не дожидаясь ответа, сухо рассмеялась: – Вспомни своего отца. Он заманил полоцкого Всеслава на встречу князей, схватил его и бросил в поруб.
– Да, и чем это кончилось? – вызверился на мать Святополк. – Бунтом черни и посажением Всеслава на киевский стол. Не хочу!
Княгиня подошла к сыну, прижала его седеющую голову к груди.
– Дурачок ты мой, – сказала ласково. – Отцы для того и ошибаются, чтобы дети не повторяли ошибок. Поруб для Олега будет поставлен не в Киеве, а… в каком-нибудь польском воеводстве. И о нем все забудут. Этот младший из сыновей Святослава более всего схож со своим отцом буйством и неуемностью… А я никогда не смогу простить ему гибели моего мужа…
Князь вдыхал сладковатый запах ее благовоний и блаженно терся лбом о меховую опушку верхней рубахи.
– Я сделаю как ты хочешь, матушка.
…В ненастных сумерках, глотая снег с дождем, с княжьего двора выехали двое конных. В молчании пересекли Бабин торг, спустились к Софийским воротам Горы. Здесь остановились прощаться.
– Вот и все. Обнимемся, крестовый брат, напоследок.
Кони сошлись бок к боку, Олекса и Добрыня заключили друг друга в ломовые объятья.
– Прощай, стольный Киев, – молвил попович. – Не видел я здесь настоящей храбрской службы. С кем мы воевали, Добрыня? С гонимыми боярами да с чернецами, да из градских долги вытрясали для лихоимцев. Опохабился я тут, душа истерлась. Пойду искать чести к князю Мономаху... Как думаешь, Медведь, выдаст он снова замуж сестру?.. А как она на меня посмотрела!.. – замечтался он. – Ты видел, Медведь, какие у нее очи?..
– Синие, – просопел Добрыня. – Большие.
– Ну да, – скомкал вдохновение Олекса. – Разве ж тебе ведома песнь любви, тугоухий медведь... А может, со мной поедешь? – исподлобья глянул он.